По ту сторону звезд. Кристофер Паолини
его себе, даже если поначалу и не собирался.
Кроткий Клинок…
– И для чего же ты предназначен? – спросила она, но на этот раз не получила ответа.
Так или иначе, одно Кира знала теперь точно: те, кто дал чужи это имя, – были ли это ее создатели или сама чужь – обладали изяществом, вкусом к поэзии и умели ценить парадокс, заложенный в тех качествах и смыслах, которые она перевела на родной язык словосочетанием «Кроткий Клинок».
Удивительный мир. Чем больше она узнавала о нем, тем страннее он казался, и она уже сомневалась, что когда-нибудь найдет ответ на все свои вопросы.
Кроткий Клинок. Она прикрыла глаза, странно утешенная. Музыка Баха негромко играла, создавая фон, и Кира позволила себе соскользнуть в сон, зная, что – по крайней мере, на какое-то время – она в безопасности.
2
Небо расчерчено ромбами, ее тело обладает конечностями и чувствами, каких не было прежде. Она скользит в тихом сумраке, и она не одна. С ней рядом движутся другие – другие, кто ей знаком, о ком она печется.
Они приблизились к черным вратам, спутники остановились, и она опечалилась, потому что им не суждено было встретиться вновь. Одна она прошла сквозь врата и дальше к тайному месту.
Она двигалась, и старинный свет сиял над ней, благословляя и что-то суля. Потом плоть отделилась от плоти, и она вошла в свою колыбель, и свернулась, и стала ждать в предчувствии и готовности.
Но долгожданный призыв так и не прозвучал. Один за другим меркли и гасли светильники, в древнем хранилище воцарились холод, тьма и смерть. Собиралась пыль. Сдвигались камни. А над головой медленно менялся узор звезд, приобретая непривычные очертания.
Потом разрыв…
Падение. Мягкое падение в иссиня-черных пучинах взбухшего океана. Мимо ламп – светят, качаются, – мимо порывов тепла и холода, тихо падала, тихо плыла. И из завитков вихрящейся тьмы выступила массивная фигура, там, у Горестной грани: неровная гора, а на вершине той горы… на вершине…
Кира проснулась в смятении.
Все еще было темно, и в первый момент она не могла понять ни где она, ни как тут оказалась, лишь знала, что падает с ужасной высоты…
Она закричала, замахала руками, ударилась локтем о приборную панель возле кресла пилота. Удар привел ее в чувство, и она поняла, что все еще находится на «Валькирии» и рядом все еще тихо играет музыка Баха.
– Эндо, – прошептала она, – долго я спала?
В темноте невозможно было определить время.
– Четырнадцать часов одиннадцать минут.
Странный сон все еще обволакивал ее разум, такой причудливый, горечь в нем мешалась со сладостью. Почему чужь посылает ей такие видения? О чем пытается рассказать? Это сны или воспоминания? Впрочем, порой разница между ними бывает столь невелика, что едва ли есть смысл спрашивать.
…Плоть отделилась от плоти. Другой вопрос – и он важнее: убьет ли ее саму разлучение с чужью? Такое истолкование образов, предъявленных