Отражение в зеркале. Роман. Светлана Петровна Колесникова-Лескова
совсем не греет старая кровь… Когда уже Господь приберет меня, – горестно вздыхала, крестясь на икону старуха. Ей очень хотелось попить горячего чаю, но старость согнула ей спину так, что не могла уже Петровна дотянуться до высокой розетки, чтобы включить электроплитку. Растопить печь тоже не могла. Внук строго-настрого запретил – еще пожару наделаешь старая, сказал он ей, и убрал в свой сарай и дрова, и уголь.
Петровна тосковала. После смерти Евдокима забрала ее дочка в город, и пока старуха могла помогать по хозяйству, все вроде бы и шло своим чередом. А когда совсем состарилась, стала забывчивой и непонятливой, то решили вернуть ее обратно на родину, поближе к земле, под присмотр внука.
Внук вырубил часть мешающих постройке деревьев, посаженных еще Евдокимом, а на их месте построил большой кирпичный дом рядом со старой хатой, которую собирался после смерти Петровны снести. А пока оставил ее жить в ней, той мазанке, которую сложили еще Евдоким и Маруся из подручных средств. Тогда все так строили – сперва делался каркас из веток, потом утеплялся прослойкой из камыша, а поверх, слой за слоем накладывалась глина перемешанная с соломой. Были такие хаты теплыми, устойчивыми к влаге, и очень долговечными. До сих пор еще в глухих деревнях можно встретить мазанки, простоявшие по сто, а некоторые и по триста лет.
Долгое время на доме и кровля была из камыша. Евдоким рассказывал, как ходили они с Марусей косить его далеко на речку. Накосят, бывало, нагрузят тележку с верхом, отвезут домой, а возвратиться за остальным уже ни сил, ни времени нет – на себе ведь возили. Лошади не было. Поутру придут забрать накошенное с вечера, ан глядь, кто-то шустрый уже все и подобрал.
Не очень весело жилось Петровне в старом доме, сделалась она маленькой и бессильной, согнула старуху жизнь. Просила внука перенести розетку пониже, да все недосуг ему.
Вот даже ни чаю себе согреть не может сама, ни хотя бы киселику сварить или похлебки какой. Нет, грех жаловаться, невестка всегда делилась всем, что для своих готовила, да только частенько и забывала, а спохватывалась уже только как Петровну глядя в окошко заметит. Тогда и вспомнит о старухе.
Попила Петровна водицы, да и легла в кровать, укутавшись в одеяла, чтобы согреть старые кости. Только стала дремать, как внезапно кровать под ней содрогнулась, раздался страшный грохот, рядом что-то просвистело, на столе разбилась посуда, посыпались стекла. Завыли сирены.
Со слов внука знала Петровна, что идет война, но никак понять не могла, зачем воюют свои со своими. Сколько помнила, в их городке всегда было тихо, все жили мирно между собой. Даже с вороватыми цыганами научились ладить и жить мирком.
Не успела осесть пыль, как раздался новый взрыв, дверь слетела с петель, в стене образовалась дыра и Петровну взрывной волной смело с кровати. Задыхаясь от пыли, она ползла к зияющему провалу в стене, в голове у нее все перемешалось.
– Ой, беда! Беда! Фрицы! – голосила она, не помня себя от ужаса. Ей казалось, что кричит она изо всех сил, но из груди вырывался один только хриплый шепот.
Тем временем