Иллюзион. Сказки оживают в полночь. Ирина Муравская
хотел помочь, а получалось, что лишь хуже делал. Просили дров нарубить ― гору наделает, да покажется, что мало. В итоге срубит растущую во дворе берёзу, а та упадет и крышу проломит. Скажут печь натопить ― не пожадничает, вся изба в дыму стоять будет. Кошку достать с дерева попросят ― прибьёт ненароком. Местные уже знали, что лучше с Василием не связываться и обходили его стороной. А богатырь чах и грустнел. Уж очень хотел он полезным быть.
Так и отбивал удручённо мысом громадного сапога траву у порога, пока не прослыхал про трехглавую говорящую ящерицу в соседнем королевстве. Красавица-царевна, ровно, как и полцарства Васю не интересовали, а вот шанс потягаться с дивом заморским… разве может быть что-то лучше? Радостный царь, довольный бескорыстными помыслами, благословил его и помахал на прощание. Никите Кожемяке ничего не оставалось, кроме как тяжело вздохнуть и снарядить ученика в путешествие опасное.
Шёл Василий пешком. Ни один конь не смог бы выдержать его физической мощи, кобылке просто переломало бы хребет. Так что путь ему предстоял долгий, но весёлый. Так прошла неделя путешествия, а следом и больше. Время теряло очертания, счёт рассветам же Вася не вёл, сбился уже на третьем. А заблудился и того раньше, но упорно шёл на запад, как велел Никита.
То, что он идёт не туда стало понятно, когда на смену бескрайним лугам на Василия выскочил сумрачный лес. Густой, тёмный, с терпким запахом застоявшегося болота. Очень скоро появилась и сама топь, от которой поднимался и зависал на уровне человеческого роста удушливый туман. Сапоги Василия начали увязать в воняющей тине. Насмешливо квакали в илистых кустах лягушки, наблюдая за попытками богатыря выбраться. Долго он барахтался, упрямо пробираясь вперед, туда, где вдалеке горел маленький огонёк.
Туман, словно не желая пропускать чужака, становился всё гуще, оседая налётом на языке, но Вася не сдавался. Наконец, старания окупили себя ― вязкое болото начало его отпускать. Ещё четверть часа и он стоял перед низким заборчиком, собранным из кривых колышек на чьи концы, как декоративные украшения, были насажены черепа. Человеческие.
За забором угадывалась покосившаяся на одну сторону избушка, частично ушедшая правой стороной в трясину. В стороне нарезали круги каркающие вороны. Из трубы клубился дым. В единственном окошке горел свет от камина, он и привлёк его.
Василий озадаченно почесал репу, разглядывая вбитую в землю табличку с выцарапанными на ней гвоздём неровными буквами: «ЕсЛи ПрИшЛи, УхОдИтЕ. ДаЖе ЕсЛи Не ПрИхОдИлИ, вСё РаВнО пРоВаЛиВаЙтЕ». Он, кажется, догадывался, куда попал. И всё же рискнул. Как там учил его учитель?
– Избушка, избушка. Встань по-старому, как мать поставила. К лесу задом, ко мне передом.
– Придурок. Она ж неживая. Куда она тебе встанет? ― рассмеялось болото. А, нет. Это было не болото, а вынырнувшая откуда-то из спутанных ветвей молодая девушка. Точно не страшная старуха с крючковатым носом и бородавкой на подбородке, что вроде как должна жить в этом месте.
Огненно-рыжие