Философия чашки (сборник). Елена Ительсон
дного поэтического конкурса. И вот она заночевала у меня, познакомилась с большой кошачьей командой, населяющей мою квартиру, и взяла мое «шестикошье» себе в герои. Присовокупила и серого кота Марселя-Суриката, который появился через пять лет после ее приезда в Москву. Коллизия цикла «Из жизни мяучих» такая: молоденький дружащий с кошками котик знакомится со старым котом-затворником, и это влечет за собой много забавных положений.
И вот я горжусь тем, что мои «зверики» поселились под одной обложкой и с замечательной Мамой Елены – врачом, и еще с учительницей, Бабушкой дагестанского мальчика Басира, чью кошку так и не назвали никаким именем. Не потому, что хозяйка равнодушна была к кошкам, а потому, что не была равнодушна к людям – детям, внукам, ученикам. Ведь давать имя кошке – это значит – читайте Элиота – слишком надолго отплывать в мир фантазии, чего эта женщина делать была не вправе.
Елене Ительсон очень хочется писать большую прозу, но совесть позволяет писать только малую. Нельзя ни дня не участвовать в реальной жизни.
Много в коротких рассказах Елены и ласковости, и озорства, и всматривания в красоту. Но они еще дороги мне как уроки. Вот я заняла деньги. А героиня рассказа «Крапива», у которой украли всю зарплату, полмесяца жила на травяных супах. Вот я вспоминаю, как уходила на целые дни в свои мечты, а сына учила всяким умным вещам, не напрягая главной какой-то сердечной мышцы. А автор этой книги расскажет, чем годы спустя отозвалось в мужчине равнодушие матери. И звери… Пусть у старой даргинки живет безымянная кошка, но с этой кошкой разговаривают, и она никуда не уйдет из дома. А вот от другого героя, слишком сосредоточенного на своей персоне, кот убежал, несмотря на все изысканные яства и имена.
В конкурсе «Живая литература» Елена Ительсон, попав в шорт-лист, удостоилась еще премии читательских симпатий. На конкурсы заглядывают читатели неравнодушные. В поисках такого же неравнодушного автора.
К вопросу о неравнодушии. Корней Чуковский в книге о Чехове замечал, что середина двадцатого века вынесла на свет таких чудовищ, что нам и унтер Пришибеев хорош.
И потому, что чудовищ много, мы и такие сойдем. И потому, что дел много и соблазнов тоже, которые мы принимаем за дела… Словом, мы мало стали думать о «мелких нервах» нашего этического мироздания. Елена Ительсон об этом говорит без конца и кому-то действует на нервы уже в прямом смысле слова. А забывать о себе – это бывает и хорошо, а бывает и плохо. Красноречиво одно уже заглавие одного из «кошачьих» рассказов: «Милый гость. Милый котик. Все милые». Конечно, трудно уклониться от знакомства с заслуженным и симпатичным человеком, но если таковой в гостях обнаруживает свою душевную черствость, то и гости, и хозяева виновны в этой черствости, если не поставили хоть намеком на вид.
О Елене Ительсон спорят, кто она преимущественно – прозаик или стихотворец. В отношении многих авторов я готова склониться в ту или иную сторону, а тут – затрудняюсь.
Об Ибсене сказал критик Георг Брандес, что поэтический конь был убит под ним. А я баллады и стихотворные драмы Ибсена ставлю никак не ниже того, что он в зрелые годы писал прозой. Ранние стихи Елены Ительсон, как и проза, совестны. Еще до чувства вины перед Мамой, отцом, другом, зверем и птицей было такое чувство в отношении тех сущностей, каковые принято считать неодушевленными. Стоптанные туфли. Раздавленный лимон.
Милый мой раздавленный лимон, Ты один не считаешь моих шагов, Потому что не умеешь считать.
Ты один – охотник до моих стихов, Потому что не умеешь читать.
Так начиналось. А потом стихи пошли в ногу с прозой. Там поразительно точные характеристики. Нравственный дефект многих людей – несерьезность, легкомыслие, подмена жизни игрой. И вот у Елены такой образ: мяч вместо сердца. Большой силы стихи посвящены одаренной девушке, пристрастившейся к выпивке. Тема расширяется в этом стихотворении:
Мне колет грудь Есенинская трубка, Свисающая с этого портрета.
Как сказал Сергей Дурылин, одни – писатели как подобает, а другие – волшебники. И Елена Ительсон из тех авторов, в чьем мире происходят необычные вещи. Ну а «вьюга» – это она сама придумала себе такое прозвание, потому что родом с дальнего Востока – и потому что порывы ее души умеют быть грозными.
Я пишу стихи. И они для меня – главное содержание жизни. Смысл этой жизни. Дыхание. Оторопь. Поэтический голос мне в 15 лет ставил В. А. Лейкин.
В 18 лет я начала писать прозу. Отмахивалась от нее – слишком легко эта проза шла.
Мои стихи не читали, но эссе ждали.
…Мы шли по вечернему Ленинграду после занятий. Провожали В. А. Лейкина на его электричку.
Эти разговоры «по пути» были очень важными. Как исповедь. Для каждого.
…В тот день я прочитала свой набросок об одном молодом поэте – своём соученике по ЛИТО. И В. А. Лейкин курил, потому что не знал, еще точно не сформулировал, что он мне скажет.
…Мы шли по мосту. Шли к вокзалу. Вячеслав Абрамович Лейкин