Философия чашки (сборник). Елена Ительсон
с дивана:
– Ну, здравствуй, ученый. Я рад, рад… Читал недавно твою статью в «Вопросах философии». Хорошие такие, настоянные мысли… По дому не скучаешь?
– Нет, – отрезал Антон. – Здесь у меня нет дома.
– Антошенька, зайди к Маме. Она совсем плоха, – попросила соседка. – Там сестра твоя сидит. Они тебя очень ждут.
– Нет, нет, я не пойду.
– Антошенька, давай договоримся. Послушай меня. Мама у тебя одна. Зайди к ней, пожалуйста!
– Мне не нужна Мама, которая всю жизнь выбрасывала мои рукописи!
– Давай поговорим как мужчина с мужчиной, – вмешался Валерий Петрович. – Антон, ты взрослый человек. Ты должен уметь прощать…
– О, как хочется спать! Может быть, сегодня ляжем пораньше, а завтра… посмотрим?
– Антошенька, завтра уже может быть поздно…
– Так вот для чего вы меня ждали? Вовсе не для того, чтобы обсудить статью?! – Антон резко стал набирать номер телефона:
– Валентин?! Это Антон. Здравствуй. Я в городе. Негде остановиться. Да. Дня на три. Ну, в общем, жди. О! А код какой? Ладно, не смогу открыть – позвоню еще раз. Дети еще не спят? Ах, ты сегодня один? Чудненько!
Хлопнул дверью, ушел.
Из комнаты вышел Славик – маленький умный школьник:
– Дядя Валера, а эта схема как читается?
– Пошли, галчонок, разберемся.
Журнал «Вопросы философии» лежал у телефона на самом видном месте.
«Вот теперь сидят, наверное, и переживают, какого, мол, эгоиста воспитали, – думал Антон, – Ну не могу я ее видеть! Вот здесь у меня уже этот порядок! Никогда таким не буду! Никогда!»
У Валентина долго пили вредный кофе. Но сначала Антон проверил на стерильность чашки, как казалось ему, запылившиеся.
– Какой ты брезгливый, Антон!
– Это я в Маму, порядок люблю…
Антон осмотрелся и увидел, что все стены в квартире Валентина увешаны детскими рисунками.
– Кто же это так хорошо рисует? – спросил Антон не из вежливости, – уж очень необычными были рисунки.
– Да наша Оленька. Она учится у Глеба. Помнишь такого, на класс старше? Теперь изостудию ведет. А твоя-то дочь как? Небось, во все школы отдали: и в музыкальную, и в спортивную, и в художественную…
– Нет, Валентин. Ты знаешь, она ничем серьезным заняться не хочет. Мы купили ей роскошный письменный стол. «Пиши, Анечка, рисуй», – говорю.
– А она?
– А она картинки переводит. Я привез ей из Германии. Ездил туда на симпозиум. Она садится вечером, когда сделаны уроки, за стол, берет целый таз воды, кладет туда картинки. Мы ей говорим: «Размокнет, Анечка, размокнет!», а она еще больше воды подливает. Потом осторожно сдирает верхний слой с картинок и спрашивает: «Папочка, им больно? Больно? Я ведь им кожу порвала! Зато теперь все понятно, ярко!»
С утра Антон пошел гулять по городу. Он метил улицы, дома, скверы своим тоскливым взглядом. Метил. Чтобы не вернуться никогда.
Ни тогда, когда умрет Мама.
Ни тогда, когда умрут соседи.
Ни тогда, когда совсем состарится