Белая обезьяна, чёрный экран. Ольга Аникина
но зацепил ногою стул, и тот тоже упал. Труп наблюдал за всем происходящим своим неподвижным левым глазом и делал вид, что он тут ни при чём.
В кабинет постучали. Я кинулся к двери.
За дверью скопилась очередь. Первым был мужик из урологии.
– Доктор, можно? Я на восемь тридцать.
Это был первый пациент на УЗИ простаты. Конечно же, подготовленный – с полным мочевым пузырём.
Я взял себя в руки и сказал ему, что приём задерживается. Мой голос прозвучал неуверенно. Пока я откашливался, возмущённый мужик попытался проникнуть в кабинет.
– Как задерживается? – сказал он. – Я тут, в коридоре, не выдержу. Подтирать за мной будете.
Но я закрыл перед мужиком дверь.
В тусклом глазе трупа промелькнула благодарность.
Я бросился к телефону. По местной линии во всех отделениях мне отвечали только длинные гудки: общая так называемая пятиминутка (которая обычно длилась полчаса или больше) ещё не закончилась, и часть врачей сидела в конференц-зале главного корпуса, а вторая часть принимала смену. Мобильник Мадины Павловны, нашей заведующей, был вообще выключен. Дверь кабинета снова забилась в истерике. Я живо представил себе, что творится снаружи. Наверняка там трое или четверо голодных больных людей, и все они еле-еле добрались на четвёртый этаж. Понятно, что сейчас они меня порвут, и пойдут мои клочки по больничным закоулочкам.
– Я с диабетом! – кто-то кричал, приникнув к замочной скважине. – У меня еда по расписанию!
Я снова бросился обрывать телефон заведующей.
– Какой труп? – послышался, наконец, в трубке голос Мадины. – У вас что, пациент умер на кушетке?
– На кушетке! – радостно закричал я. – Не у меня! Умер сам по себе, без моего, так сказать, вмешательства.
– Окей, – сказала Мадина. – Подождите, я скоро вернусь с летучки.
– Но я не могу вести приём! – орал я в трубку.
– Почему? – недоумевала начальница.
– Потому что у меня в кабинете! – вопил я. – Лежит! Мёртвый! Человек!
На том конце провода повисло недолгое молчание.
– Ну так сдвиньте его куда-нибудь, – в речи начальницы уже звучало раздражение, – и продолжайте работать.
Она отключилась, а я, зарычав, сунул мобильный в карман халата и снова шагнул к кушетке.
Даже если бы я очень хотел, то никак бы её не сдвинул. Старуха весила килограммов сто двадцать, не меньше, а у меня в спине жила нелеченая грыжа. К тому же я оказался единственным свидетелем того, что тётка умерла в моём кабинете без моей непосредственной помощи. Трогать её было нельзя.
В дверь снова заколотили.
– Вот это да! – присвистнул Андрюха. С неожиданным восхищением он рассматривал мою подопечную. Андрюха прибежал из отделения интенсивной терапии, с третьего этажа, потому что дозвониться до меня (ещё бы!) оказалось невозможно.
– Давай-ка я тебе пришлю эскорт, – и мы её, болезную, командируем в мордор, – сказал он, быстро смекнув, какую может извлечь пользу из происходящего. – А взамен ты посмотришь почки одному моему экстренному. Позарез нужно, брат.
И Андрюха