Быт Бога. Евгений Владимирович Кузнецов
слышу, у всех такое насекомое:
–– Знаю я… Знаю! Да знаю я… А как? Ну а как? Да как?!..
И обо мне, молодом, здоровом, сильном, сегодня имеют что-то совсем иное в виду…
–– Ты счастлив? – вдруг спросил я Маню смачно и внятно…
Не надо! Не надо!
Маня же, получилось, не расслышал.
Да и в Кабинет-то ко мне все ходят, чтобы – тайно от себя – понять… для чего живут!..
Я же – никого никогда не трону, не окликну, я уступлю дорогу женщине и место в троллейбусе старушке, и калеке помогу, и нищему подам… Но я – не жду – ни от кого – ни за что – ничего.
Побывать, перебыть…
Я сам не знаю, от какой благодати мне – далось.
День, что за окном, стал вянуть, словно забывать, что он – день… Известно становилось всё более и более, что бывает и вечер, вечер… Уж на стене дома соседнего среди квадратов тёмных плоских вдруг стал один квадрат розовым и глубоким…
Печатал – и пришли… Ожиданно неожиданно.
Сидел себе, печатал – и вошли. Вижу: Свищёв, Клава… И
Зрелищ… В седьмом-то часу!..
Бред реальности, бред реальности!..
Неужели все всё ещё "у себя"?.. И у времени про меня смысл?..
Маня – который тоже, кстати, не собирался уходить – уточнил допрашивать громким шёпотом.
Я встал. Навстречу-то.
Зрелищ мне руку пожал, как всегда, поощряюще крепко, но сейчас – ещё и вспоминая что-то обо мне. (Люблю и я его, понял я, за то же, что и все: добродушен, побабист и пузат.)
Свищёв – и явно от лица Зрелища, старшего, что над ним, – сказал мне, как бы в попытке искренности, мол, надо бы с тобой, со мной, поговорить.
Я собрался, сэнергировался, посмотрел даже, может, и чуть иронически:
–– Поговорите.
Клава губы растянула чуть.
–– Ты смеёшься, что ли? – Зрелищ вдруг сказал новым мне и ему самому прояснённым голосом, и поверх моей головы глядя.
Страшно, страшновато стало, настало…
Дурнотой лёгкой на меня понесло – так как пахнуть стало словно всё иначе: из-за какой-то невозможности состоявшейся. И будто даже возникла нужда в вопросе: стучать ли сердцу?..
Разоблачённо-трезво вспомнил, как ещё недавно красивое мусолил: надо заполнять всё – моим!..
Простительно намекнулось мне мною – словно бы из-под нескольких слоёв мыслей: вот и до тебя, до меня, дотянулось то, что есть… эти… те "органы"…
И словно вчера, а не на первом году было: Муза, экспертша-то, взяла у меня "пальчики" (я на "месте" делал осмотр и брался за всё), "откатала" меня, пошла уже из Кабинета, но оглянулась и сказала внятно и с пониманием чего-то словно бы моего, моего:
–– Я тебе их верну.
Я тогда – задохнулся… от неумения… общаться… Будто она выносила, оставляя меня нагишом, мою одежду.
Понятные слова лишь минуту спустя нашлись: суть не в том даже, что у меня нет повода волноваться, а в том, что мне всё-таки говорят – и ждут, ждут, как я среагирую.
–– Чего ты боишься-то? – крикнул я себе в себе, мне во мне. – Ведь я – уже я!..
Но стоял подчёркнуто