Красивые вещи. Джанелль Браун
новостями. Я не привыкла к подобным дружеским признаниям, когда вдруг поднимается занавес и ты видишь, что творится за кулисами. Мы сидели и смотрели на облачка пара, срывавшиеся с наших губ и таявшие в воздухе.
– А моя мать легкомысленная, – вдруг выпалила я. – Да, она легкомысленная, делает кучу глупостей, а когда совсем напортачит, спасается бегством. Нет, я знаю, что хочет все делать по-хорошему – по крайней мере, когда речь идет обо мне. Она только того и хочет – обо мне заботиться, но я устала от ее неудач. Получается, что из нас двоих взрослая я.
Бенни изучающе посмотрел на меня:
– Хотя бы твоя мать не пытается тебя изменить.
– Шутишь? Она вбила себе в голову, что я стану супер-ученой-рок-звездой-президентом-председателем-совета-директоров. Нет, она на меня не давит. Просто я должна добиться всего того, что не удалось ей, стать тем, кем она не смогла стать. Я должна сделать так, чтобы она уверилась в том, что своей жизнью не окончательно угробила мою.
Я вылила остатки холодного кофе под лавочку и стала рассматривать коричневые брызги на белом снегу. Меня удивили собственные слова. Я тут же пожалела о них – ведь я словно бы каким-то образом предала мать. И все же что-то пробудилось внутри меня, какое-то темное и горькое зерно негодования. Прежде я никогда ничего подобного не ощущала. Я насладилась этим чувством, позволила ему заполнить меня. Почему моя жизнь такова? Почему моя мать не умела печь маленькие кексы? Почему она не работала администратором в ветеринарной клинике или воспитательницей в детском саду? Почему я все время чувствовала себя так, словно все в моей жизни идет наперекосяк, что у меня нет шанса честно достигнуть цели и, наверное, никогда не будет?
Что-то прикоснулось к моей спине. Это была рука Бенни. Он попробовал бережно преодолеть расстояние между нами и осторожно прикоснулся ко мне. Словно бы обнял меня, но не до конца. Мы оба были в теплых парках, и их толстый наполнитель отделял нас друг от друга. Я не могла ощутить тепло тела Бенни, закрытого коконом куртки. Я опустила голову на его плечо, и мы несколько минут сидели молча. Снова пошел снег. Я чувствовала, как снежинки прикасаются к моим щекам и превращаются в крошечные холодные капельки.
– А здесь не так уж и плохо, – пробормотала я.
– Да, – согласился Бенни. – Не так уж плохо.
Почему нас потянуло друг к другу? Может потому, что других вариантов не было, или все же что-то особенное таилось в наших характерах, что-то, что нас объединяло? Теперь, когда миновало десять лет, я оглядываюсь назад и гадаю – может быть, мы все-таки сошлись не из-за того, что нас сближало, а из-за того, что было в нас разным? Может быть, то, что мы оба были в Тахо чужаками и прибыли туда как бы с двух крайних точек некоей шкалы ценностей, означало, что мы на самом деле не способны что-то сравнивать и противопоставлять и выяснять, чего нам обоим недостает. Мы были родом из такого отчаяния, что просто ничего не могли поделать, кроме как только потянуться друг к другу. Мы были подростками и ничего лучше этого не знали.
Можно так ответить на этот вопрос. А можно иначе: возможно, первая