Бортпроводница. Крис Боджалиан
Получалось, что их с сестрой наказывают за плохое поведение отца.
– По-моему, очень мило, что ты тратишь выходной на приют, – заметил Бакли.
– Пожалуй, я делаю это для себя.
– И для них тоже.
– Мне надо одеться, – сказала она.
– Это намек?
– Да.
– Понял. Знаешь, если хочешь, чтобы я ушел, можешь просто об этом сказать. А не ворошить жуткие воспоминания о мертвой собаке. Я разумный человек, поверь.
Кэсси не обернулась.
– А я не ищу легких путей.
– Да?
– Да. – И после паузы: – Тебе наверняка тоже куда-нибудь надо идти.
Она догадалась, что Бакли спускает ноги с кровати. Ждала, что он встанет, но он медлил. Посидел так какое-то время, а потом мягко сказал:
– К твоему сведению, обычно я так не поступаю. Не сплю с незнакомками на гастролях или когда работаю в театре другого штата. Дома я тоже так не делаю.
– А я делаю, – вздохнула Кэсси.
– Что ж, из всего, что ты мне рассказала за последние двенадцать часов, это самое печальное.
С этими словами он наконец встал, затем подобрал с пола одежду, двигаясь неловко и напряженно. Она слышала, как он пошел в ванную, чтобы умыться перед уходом, но так и не пошевелилась – ладони под подушкой, колени согнуты, – стараясь лежать тихо и неподвижно, как труп.
А вечером Кэсси рыдала. Она пыталась себя убедить, что это все из-за кошек, они всегда так на нее действовали. Тринадцатилетние трехцветные девочки, которые прожили всю жизнь вместе, а потом от них отказались, потому что у хозяйки завелся новый бойфренд с аллергией. Хулиганистый ярко-рыжий мальчик, которого бросили, потому что семья переехала. Крупный, килограммов девять, и мускулистый, он, понурившись, сидел в клетке и отказывался выходить. Пара тощих, как вешалки, чернушек, одна с разорванным в драке ухом. Их отняли у чокнутой кошатницы, и на момент прибытия в приют они кишели блохами и клещами.
Настроение идти в спортзал пропало. Вместо него Кэсси отправилась в книжный магазин, где прошлась вдоль полок с беллетристикой в мягких обложках и остановилась у рядов с Чеховым, Пушкиным и Толстым. Она подумала о книге Тургенева, потому что его упомянул Алекс, а она его не читала, но единственное, что мог предложить магазин, – роман под названием «Отцы и дети», а идея читать про отношения такого рода сегодня ее совершенно не прельщала. В конце концов она купила сборник Толстого (маленький для этого автора, но все равно на сто страниц), потому что первая повесть в ней называлась «Семейное счастье». Название, скорее всего, ироническое, но надежда все-таки есть.
Однако, придя домой и открыв книгу, Кэсси поняла, что совершенно прогадала (впрочем, неудивительно, учитывая ее предрасположенность к неправильным решениям). Повесть начиналась хуже некуда. С первой же страницы рассказчица – семнадцатилетняя девушка по имени Маша – делилась своими переживаниями по поводу смерти матери. Мать Кэсси тоже умерла, когда та была еще подростком, а еще у Маши