.
Сережкина мама всплеснула руками, и закричала еще громче, что этот бандит еще и улыбается. И тогда учительница попросила нас выйти с Сережкой из класса. Мы стояли в коридоре, у окна, недалеко от той двери на балкон, только она уже была заколочена фанерой. У Сережки была забинтована рука, а у меня щека замазана зеленкой. Вроде я и не чувствовал себя виноватым, но ведь понятно, что на хороших мальчиков так не кричат, и не стоят они в коридоре забинтованные. И Сережку жалко, ну, что по голове он так получил крышкой парты, и что камень ему в голову попал. Но я же не хотел, просто поторопился немножко, слишком быстро он стал вылезать. А стекло на нас обоих упало, и это же Сережка меня толкнул, а не я его! Короче говоря, тогда я понял, что мне больше не хочется быть хорошим мальчиком. Нет, не потому что хочется быть плохим. Просто нет их, наверное, хороших. Все мы просто мальчики, ну, кто не девочки! А, да, и из командиров меня изгнали, а кого назначили и не помню уже, видимо, не такого хорошего, как я.
Апрель 2020
Крестоносцы и сыроежки
Валерка сам виноват, он все время ноет, жалуется своему отцу. Я жил тут у бабушки спокойно, за грибами с дедом ходил, картошку окучивал, книжки всякие читал. А он приехал с теть Люсей, она воображает, что он самый умный, а меня, когда с мамой ругается, бандитом называет. Не люблю ее совсем, ну и что, что она моя тетя. А Валерка слабак, все время устает, ноет и жалуется. Пошли за красными до второго поворота, ну совсем немного в лес зашли, а он уже жалуется, что все бабушке расскажет, а он просто устал, но не признается, а на бабушку все сваливает, что это она запретила. А что ему, жалко, мы же только до мостика через лесную канаву дошли, там ящерицы на солнышке греются. Их никак не поймать: только выскочишь, они сразу между бревен убегают, даже непонятно, как это они так быстро бегают-то. Ну заблудились немножко. Да и не заблудились, просто я его испугать захотел и завел, где лиственницы растут рядами, посадки. Я там много гадюк видел, хотел ему показать. Мишка-то тихий, он раньше жаловался, когда совсем маленький был, а теперь – нет, но, когда он с Валеркой вместе, они совсем противными становятся, шепчутся все время между собой.
Ну я и говорю им, что, вот, не знаю куда идти. Мишка молчит, а Валерка свои толстые губы выпятил, плакать собирается. А я говорю, что, типа, не бойтесь, я всю войну прошел, в разведке был, но немножко, а так все на передовой, постоянно, всякие наступления там, скукотища. Братья глаза круглые сделали, притихли. А меня совсем понесло: ранили меня несколько раз, говорю, в госпитале я долго был, мне ногу в бою оторвало, так мне обратно ее пришили. Я и рану им показал, это я, пока они не приехали, на помойку ходил, змей там искал, ну и упал на раму ржавого велосипеда, так, синяк, но царапина большая, классная. Ну а раз я на войне не пропал, то и в лесу мы не пропадем. Я и землянку одну видел. А Мишка говорит, что мы с комарами-то делать будем? Как что, отвечаю, а спички на что, мы костры будем жечь, чтобы комаров отпугивать. А Валерка опять плакать собирается и говорит, что он голодный ужасно.