Безлунные ночи. Аглая Тураева
Будто бы время дошло до низшей точки и навсегда остановилось, оставило Тенгоку гибнуть в самый страшный ночной час. Сколько они протянут без солнца? День? Месяц? Год? Как теперь считать время, если в поместье нет клепсидры? Есть ли теперь это «время» вообще?
Янаги тряхнула головой, постаралась не думать обо всём этом. Она вдохнула, как перед прыжком в холодную реку, и вылила воду на очаг. Дрова недовольно зашипели, погасли. Янаги показалось, что вместе с тьмой комнату заполнил холод. Хангёку поёжилась, плотнее запахнула накидку, что носила поверх кимоно, и вновь взяла фонарик.
– Иди спи, – сказала Хангёку. Янаги никогда не видела её чёрные глаза такими усталыми. – Я позабочусь об Оку.
* * *
Замок Секицуи-рю поражал даже сейчас, когда от него не осталось ничего, кроме редких огней. Янаги прекрасно помнила, как замок выглядит днём. Огромная белая башня, высокая настолько, что изгибами крыш царапает небо, стоит на скале, обвитой рёбрами и хребтом гигантского рю. Его выбеленный скелет служил опорой моста, соединявшего обитель богов и их город, отделённый от замка огромными стенами. Старая, не такой изящная, как императорская, крепость была владением рода Коганэбоку. Но их династия давно прервалась, крыло Коганэбоку стало просто «городским», а префектура – столичной. Городскую часть замка скрывали башнями столицы – пагоды и обсерватории наполняли столицу, как воткнутые в подушечку иглы, поэтому её отсюда не разглядеть.
Отец должен быть рад, что его похоронят на месте с видом на тот замок, что он клялся защищать. На холм ехала повозка, в ней – два коня из конюшни, с красивыми изгибами шей. К их упряжи подвешены бубенцы, и если бы не их звон, то потерялись бы они быстро. Янаги держала поводья. Рядом шли слуги со скорбно опущенными головами. Кто-то рыдал, пусть самураю и не нужны слёзы. Хангёку и жрец из маленькой часовни шли рядом с Янаги, освещая ей путь фонариками. А в повозке стояло то, что осталось от отца – урна с костями и прахом и надгробный памятник.
– Сэппуку превратились в настоящее поветрие, – устало сетовал жрец в белоснежной накидке. – Ко мне одному обратились три вдовы. Другие служители говорят, что им предлагают заплатить и за пять, и даже за семь похорон…
– А что самураям остаётся? – спросила Янаги с усталым вздохом – ей хватило препирательств с Хангёку. – Если вассал не может защитить своего господина, то его жизнь – страшный позор.
– Может, это так. Я служу богам землепашцев и ткачей, а не самураев, – уклончиво ответил жрец. – Но если все верные Императору покончат с собой, то кто встанет под его знамёна и изгонит мятежников?
– Император мёртв, – заметила Хангёку с грустной усмешкой. – Есть ли другие причины, почему утро не наступает?
– Но солнце зашло за горизонт, а не погасло внезапно. И либо Император сам не поднимет солнце, либо его убили уже после заката… – жрец смутился. – Боги, насколько же мир безумен, раз мы обсуждаем смерть