Ведьма. Heike Bonin
и издавала дикий вой. Его искаженное лицо снова обратилось к Эльме, а затем сильно ударилось о засыпанную песком половицу, словно в жадном желании самоуничтожиться. Так что он оставался растянутым, безмолвным и неподвижным. Лишь изредка мимолетные судороги пробегали по его широким мышцам спины.
И Эльма вырвала ее волосы так, что темные пряди дико свисали вокруг ее лба, и вонзила ногти глубоко в горло, как будто кто-то пытается задушить себя. Яркая кровь текла по ее руке. Кротость, унаследованная от ее матери, казалась потерянной в бешеной силе, которую она имела от отца, несмотря на ее хрупкое, стройное тело. Она не осмелилась потревожить бессловесную боль отчаявшегося мужчины, лежащего перед ней на полу с ее поощрением. Наконец она встала. Была уже совсем ночь. «Разве ты не хочешь спать, отец?»
Мужчина медленно выпрямился. « Ты все еще здесь, Эльма? Идти Вы ведь больны! Как я мог забыть …»
Теперь, беспокоясь о своем любимом ребенке, он нашел развлечение от своих неизмеримых мучений.
«Пойдем, я тебя возьму», – пробормотал он. «Бедное, бедное, бедное существо!»
Он стоял перед ней. Тревожный вздох тут и там. Тогда отец и дочь держались друг за друга, громко рыдали и плакали, чтобы разбить себе сердца.
[373] 5.
Тридцать-летний строитель совет Вольдемара Eimbeck был старый, черно-серый, выветривание здание на Gusecker Steinweg, недалеко от городской стены, как квартира. Высокий квадратный дом с сильно нависающими эркерами и неуклюжими завитками много десятилетий назад принадлежал богатому купцу, который частично использовал его как зернохранилище. Когда этот владелец умер без правопреемника, он стал собственностью города. Пустовав несколько лет, он, наконец, должен был быть продан с аукциона для сноса. Однако советский архитектор Вольдемар Эймбек, который особенно любил такие работы со времен предков, купил Корнбург, как его называли люди, по низкой цене и получил разрешение совета поддержать и восстановить рушащиеся. строительство. Это, конечно, стоило усилий и денег, но теперь это превратилось во что-то действительно хорошее, что-то среднее между добротным городским домом и вызывающим аристократическим дворцом, как соглашался несколько фантастический ум молодого мастера-строителя. Только передняя часть выглядела мало изменившейся; это все еще был полусгнивший, авантюрно-мрачный Корнбург прошлых лет.
Вольдемар Эймбек жил здесь совсем один со своей воспитанной, слабослышащей домработницей, которая считала себя худшим по утрам, чтобы быть подростком-прыгуном. Эймбек устроил три передние комнаты на первом этаже как гостиную и спальню, две верхние – как художественную мастерскую, очень скромную, но тоже в стиле прошлого. Экономка жила через двор. Верхние этажи, где раньше хранились мешки с зерном, которые тащили вниз цепной лебедкой под верхушкой фронтона, теперь были совершенно пусты.
После того,