Год Синей Лошади. Рассказы о жизни, счастье и любви, написанные с юмором и от души. Галина Викторовна Балабанова
пальцем. – А поступил ты со мной как свинья. А я ли тебя не лелеяла, не охраняла, как цепная собака? И чем ты мне отплатил? Привел в дом белобрысую мымру, которая там какие-то стишата писала, и кофе ей в койку носил. А меня, морда бесстыжая, хоть бы раз чайком угостил». – Она набрала в рот слюны и, плюнув в лицо бывшему кавалеру, перевернула страницу.
Глянцевый снимок, сверкнув белизной, кленовым листом упал ей под ноги. Старуха вздрогнула, злорадный блеск в глазах потускнел, щеки покрылись румянцем.
– А ты как тут оказался, Алеша? – откинувшись на спинку, прохрипела она. – Я же тебя под матрас положила, или нет… – она стиснула зубы, чтобы не закричать. – Сколько же лет прошло, Алексей? – Она мысленно подсчитала года. – А я все помню, будто вчера. И море, и горы, и тот злополучный вокзал, и жену твою, грымзу проклятую, и детей сопливых, которым твой колченогий папаша носы утирал. И даже цветы, которые ты жене покупал. А мне хоть бы раз, хоть бы розочку… Хотя, вру, было два раза – три дохлых желтых тюльпанчика. А я все терпела, прощала, думала, оценишь, гнездышко для тебя вила, – она обвела глазами комнату, – смотри, сколько всего. И ковры, хрусталь, постельное белье, и с денежками все хорошо. Я не трында какая-нибудь, денежки берегу, копейку к копейке, зря не потрачу. Все по делу, и то оглянусь. Иногда и кофточку хотелось себе прикупить, и туфельки, и юбчонку. А подумаю хорошенько, зачем они мне? Лучше я эти денежки приберегу или в банк под процент положу. Вот так и жила. Вещички носила по несколько лет, а голытьба надо мной потешалась. А мне плевать было. Думала, вот счастье придет, и буду я жить как царица. Однажды шапку тебе норковую по случаю купила, в два раза дешевле, чем в магазине. У девок от зависти аж зубы свело. Только подарить не успела, ушел ты от меня… к грымзе своей. С тех пор в шкафу на полке лежит. Боюсь, как бы моль не проела. Вот, Алексей, какая могла бы быть у тебя жена. Не то что твоя транжира. Вспомни, сколько ты ей денег давал? А она, мотовка, все тут же спускала. Бедный, бедный мой Алексей. Небось, догола тебя, стерва, раздела. – Она съехала с кресла на пол и на четвереньках поползла к окну. – Сейчас еще тебе чего покажу, – отдернув штору, улыбнулась она. – Вот, смотри, какой сундучок. Кованый, толстостенный. – Она сорвала с крючочка замок. – Гляди, тут все, что ты любишь.
Сундук был забит разнообразными бутылками со спиртным. Тут были и коньяк, и виски, и дорогие вина, и элитная водка.
– Видишь, сколько мне надарили? Куда же мне это теперь? – Она подняла глаза к потолку. – Я же теперь, Леша, ничего не пью, кроме валокордина.
Она взяла в руки бутылку… и тут в коридоре раздался звонок. Старушка вздрогнула, и бутылка, выскользнув из рук, ударившись о сундучок, грохнулась на пол. Осколки брызгами разлетелись по изъеденному молью ковру. Старушка стащила с шеи платок и начала лихорадочно вытирать образовавшуюся на ковре лужу.
Звонок прозвенел еще раз, и еще раз, и еще…
Старушка