Дочь лодочника. Энди Дэвидсон
женщины, у которой имелись секреты. Женщины, которая не была ничьей Бабой, которая никогда не кормила Миранду щами с ложечки, если та болела, и не пекла теплый и мягкий хлеб.
– Кое-что просыпается, – сказала ведьма. – Там.
Цикады гудели так, словно по самой земле проходил ток.
– Лешачиха, – вымолвила Искра.
Лешачиха. Слово, казавшееся Миранде похожим на резкий, пронизывающий до костей озноб, от которого она просыпалась, на яд водяного щитомордника, что струился у нее в венах. То, что древний народ, к которому принадлежала старуха, называл духом леса, хотя здесь не было ни Дедушки Охотника, ни Дядюшки Древа, а была только королева, сказала ведьма, ибо ни в одном языке нет такого слова, которое означало бы эту безымянную силу. Имя, на которое Искра всегда ссылалась, когда одиннадцатилетняя Миранда задавала сложные вопросы типа: «Что случилось той ночью? Что произошло с моим отцом?» Поначалу с хитрой улыбкой, похожей на изгиб ног умирающего паука, а потом: «Иди лешачиху спроси, Мышка, если увидишь когда-нибудь, что она бродит по лесу».
Ответ Миранды был: «Спрошу».
Она глянула на деревья, с их густыми тенями и поющими в разгар дня насекомыми. Над ними шелестели колокольчики из полых птичьих костей.
Ложка, как увидела Миранда, была пуста. Мухи улетели.
Она положила полуочищенный початок обратно в миску и вытерла руки о джинсы.
– Пойду за ним, – сказала она. Она взяла колчан, стоявший рядом с дверью, и застегнула его кожаный ремешок поперек груди. Подняла лук и просунула в него голову, после чего направилась по тропинке за лачугой, последовав за братом вверх по склону, мимо бани, мимо сарая Малька, мимо козьего загона – в лес.
Старухина улыбка померкла. Она сплюнула за перила и продолжила раскачиваться в кресле, чистя кукурузу.
Сердце
Миранда вошла в чащу на вершине хребта за лачугой и очутилась на краю небольшого оврага, прорезавшего остров. В десятках футов ниже опушки скала в бело-серую полоску изгибалась над изумрудной бухточкой, где у кромки воды росли пучки аира и цветущего пурпуром паучника. Она увидела в грязи следы, оставленные мальчиком: широкие, размашистые, они пересекали овраг и уходили в заросли. Она пошла по следам, пока не остановилась на вершине хребта, чтобы перевести дыхание. За поворотом бухта расширялась, чтобы перерасти в глубокий прозрачный ставок, окруженный известняковой стеной. Здесь, когда ему было шесть, а ей семнадцать, она учила его плавать. Природа наделила его перепонками, наделила чешуей. Не хватало только смелости, чтобы нырнуть, и Миранда позаботилась об этом, стоя в воде, достававшей ему до плеча, с распростертыми объятиями: «Я тебя поймаю; я тебя удержу; я не отпущу». Зная, конечно, что однажды он отплывет от острова Искры слишком далеко и, может, даже наткнется на охотника с сыном или на какого-нибудь контрабандиста. А то и на заблудшего и помешанного прихожанина Воскресного дома, живущего на подножном корме. Потому что, хоть старухин остров и был местом секретным, потайным карманом