Хроника одного полка 1916. В окопах. Евгений Анташкевич
комунибудь чегонибудь ещё. Кудринский посмотрел на часы, через час, если ротмистр Дрок доставит схему расположения германцев, наша тяжелая артиллерия должна расстрелять батарею вместе со всем, что тут находится. А вдруг не успеет? Орудия отводить, думал Кудринский, могут начать минут через тридцать – сорок: перекидают ящики на подводы и отойдут хотя бы на полверсты, и всё – вся сила артиллерийской атаки придётся по пустому месту. И аэропланы улетят. А куда?
Куда улетят аэропланы, и куда уйдёт артиллерия?
И как достать лётчика?
Кудринский слез с дерева, драгуна с пулемётом Мадсена оставил с коноводом, и с двумя своими разведчиками подался в сторону батареи.
В утренних сумерках не долго пробирались через высокие и не слишком густые заросли, кусты заканчивались шагах в тридцати от батареи, и Кудринский залёг.
Работа вокруг гаубиц велась бодро. Перед глазами ездовые подводили запряжённые передки, продолжалась погрузка снарядных ящиков, люди в серой форме мелькали, и из-за ящиков не было видно, что происходит с аэропланами, однако Кудринский слышал чихание моторов. Чихание то прекращалось, то становилось слышно вновь, моторы заводили. И тут поручик понял, что он всё сделал неправильно – нельзя было слезать с сосны. Надо было хорошенько прицелиться и стрелять по снарядным ящикам, авось какаянибудь пуля правильно попала бы, и стало бы жарко. А здесь посидел бы Четвертаков, чёрт бы его побрал, и прихватил какого-нибудь убегающего от взрывов германского языка. А тогда зачем? Прихватывать зачем?.. – сам себя перебил Кудринский. Если пуля попадёт «правильно», тогда зачем нужен язык? Только возни с ним…
«Чёрт побери, запутался… С Четвертаковым можно было бы хоть посоветоваться…» – мысль вперемешку с сомнениями получилась такая горячая, что Кудринский вспотел и вдруг почувствовал, что его толкают в локоть. Он глянул, драгун из его команды показывал за куст вправо, там лицом стоял германец в кожаном шлеме и куртке, он зажал под мышкой наручные краги и готовился справить малую нужду.
Кудринский забыл про все свои мысли.
До германца добежали в четыре прыжка. Он уже сделал дело и стал поворачиваться, его оглушили и утащили в кусты.
– Хорошо, хоть опроста́лся, немчура, ща тащили бы мокрого, воняло бы прямо в сопатку… – услышал Кудринский за спиной. Это радовался драгун, который держал под мышками ноги германского пилота. Кудринский и другой разведчик ухватили пилота за руки под плечи и бежали с ним к коноводу. У коней положили германского лётчика на землю, связали, спутали, заткнули рот кляпом, как куль перебросили через лошадиную холку, выехали на дорогу в сторону Тырульского болота и дали плёток. Минут через семьвосемь услышали сначала далёкие выстрелы своей артиллерии, а потом грохот гигантских разрывов, и в спины так ударило и надавило, что лошади по прямой и узкой в высоком лесу дороге полверсты скакали быстрее,