Сопричастность. И наестся саранча. Владислав Ситников
с тех пор как Давид вырос и стал самостоятельным, она перестала ездить на море. Жару Галина не переносила, а суета курортных городов ее раздражала. По-настоящему отдыхала она в рабочих поездках: бессмысленные на первый взгляд форумы и конференции становились плацдармом для завоевания новых клиентов, а значит, залогом появления новых денег, связей, новых ниточек, ведущих к другим клиентам. И так далее по бесконечному кругу.
Новый год тоже не пробуждал в Галине ностальгических воспоминаний и уж тем более не превращался в особый праздник, который дарил многим взрослым полузабытые детские ощущения беспричинной радости и ожидания чуда, которое якобы повинуется стрелкам часов на Спасской башне и начинается, как театральный спектакль с третьим звонком, после очередного удара курантов.
Но традиция есть традиция. Каждый год Алик организовывал праздник с размахом, поднимая планку все выше и выше, в зависимости от того, какими возможностями на этом этапе своего жизненного пути располагал. Располагал, надо сказать, в основном благодаря своей небольшой, но очень активной семье. Эту эстафету он перенял у отца, которого они с недавних пор даже в разговоре друг с другом называли просто «папка». Без имен, фамилий и… других возможных атрибутов.
Раньше это были шикарные вечеринки в их квартире на Ленинградке, где на столе можно было встретить то, что в доперестроечное время мог позволить себе не каждый партийный функционер: черную икру, французский коньяк, гуся с яблоками и финский сервелат. В последние годы, когда «папки» не стало, и надо признать – во многом благодаря тому, что его, увы, не стало, масштабы праздника существенно увеличились и перенеслись из квартиры в старый московский ресторан, который Алик получил как своеобразную контрибуцию за безвременный уход родителя.
Галина с мужем прибыли около десяти часов вечера. Она немедленно принялась изучать зал. Вокруг были, разумеется, в основном шалавы, мнимые и настоящие, разнообразные козлы и пьяницы.
– Это не вода, Миша, – мужа Галины на самом деле звали Марк, или Марик, но в семье его звали почему-то Мишей. – Опять нажрешься? Убью!
За долгие годы совместной жизни меланхоличный Марк-Миша давно привык к эскападам своей супруги и умудрялся ловко лавировать между собственными желаниями и ее требованиями, которые, к слову, всегда были сильно завышены. Ей мерещились мнимые грехи мужа, которые она намеренно преувеличивала. К примеру, пил он ничуть не больше и не чаще других, но если на Алика уговоры и гневные взгляды Галины уже давно (то есть никогда) не действовали, то Миша служил прекрасным громоотводом для тех переживаний и чаяний, которые она никак не могла донести до брата.
– Новый год же, Галин, успокойся, все нормально будет, – Миша попросил официанта остановиться, когда его рюмка была наполнена едва наполовину. – О, а вот и Алик.
– Вам