Закономерности и метаморфозы этногенеза. Пять очерков о закономерностях взросления народов. Дмитрий Немельштейн
отступником, заслуживающим сурового порицания, как нарушитель священной родовой морали. Поэтому позволить себе подобное могли считанные единицы, на протяжении жизни словом и делом заслужившие непререкаемый авторитет справедливых и непогрешимых людей. Но и в случаях, когда власть осуществлялась чужаком, чеченцы, как носители неистребимого духа личной свободы и почти абсолютного равенства всех членов общества друг перед другом, с трудом подчинялись назначаемым даже самим Шамилем наибам. Ведь, по сути дела, это были чуждые структуре чеченского общества элементы, разрушающие его первооснову – народное самоуправление.
Уже, будучи в плену, Шамиль сетовал на крайнюю непокорность чеченцев, которые всегда желали сами выбирать своих вождей, и часто с трудом повиновались (а то и не повиновались вовсе) вождям, которых он назначал сам [7, с.332]. Известны случаи, когда чеченцы даже убивали неугодных им наместников Шамиля [7, с.332]. Платить за такое неповиновение им приходилось жизнью населения целых аулов, безжалостно уничтожаемого Шамилем в порядке наказания [7, с.332].
Это – один из многочисленных штрихов, которые показывают, с каким трудом элементы государственности приживались в обществе, не достигшем, с точки зрения науки об этногенезе, необходимой для перемен зрелости. С какими неимоверными усилиями крупицы новых отношений закреплялись в обществе, взлелеянном родовыми устоями и ставящем нормы общинного родового права неизмеримо выше любого другого права, и потому отторгающем внедряемые извне институты государственного регулирования. Полтора столетия прошло со времени той Кавказской войны, а кульминацию распада чеченской родовой общины мы наблюдаем только сейчас. Но этот процесс ещё не завершился, и когда завершится, сказать трудно. Хотя зримые контуры перемен уже налицо. Чечня обрела твёрдые границы, чеченский этнос, пройдя горнило тяжелейших испытаний (которые ещё не завершились), сформировал свою элиту, окончательно осознавшую необходимость приоритета государственного права над правом родовым.
7. Взаимные обиды и их последствия
Но вернёмся снова к процессу развития чеченского этноса, чьё взросление было немыслимо без взаимодействия с соседними этносами, и в первую очередь – с русским. Несомненно, что, взрослея, чеченское общество всячески старалось избавиться от подчинения кабардинским князьям и, надо полагать, небезуспешно [18, с.21—23; 19, с.252]. Однако, эта борьба стоила чеченцам больших жертв и, в конечном счёте, привела к окончательному разрыву и тяжелейшей вражде между чеченцами и гребенскими казаками. Русский историк В. А. Потто по этому поводу пишет:
«В половине XVII-го века, когда в Поволжских степях появились калмыки, <…> кабардинские князья, всегда искавшие взять власть над чеченцами, сумели сойтись с простоватыми калмыками, а князь Каспулат (признанный лидер среди кабардинских князей – Д.Н.) свёл дружбу с самим Аюк-ханом