Пациент #666. Лана Земницкая

      Вытирая руки, Эосфор окинул взглядом помещение. Оно выглядело вполне обустроенным для использования инвалидом. В душевой кабине имелась ванна с не очень высокими бортиками – как раз, чтобы самостоятельно влез ребёнок или человек с инвалидной коляски. Унитаз было оценить сложно, но он, наверное, тоже был ниже среднего. Вторая раковина была настолько низкой, что Лукасу даже не пришлось тянуться – он мог бы, сидя в коляске, положить на дно руки, просто вытянув их вперёд. Значит ли это, что его отец задумал что-то подобное уже давно? О чём он думал, когда заявился в больницу? Это Хлоя уговорила его забрать сына домой, или он сам так решил, и прихватил наивного в своей честности доктора, как ему показалось, чтобы долго не выискивать кого-то другого?

      Чувства закипели в груди. Эосфор выдохнул, стараясь выпустить их – и это не помогло, хотя, судя по ощущениям в груди, воздух с его губ должен был сорваться раскалённый. Боль стиснула медвежьей лапой горло, обида, страх, ненависть, унижение – всё это смешалось в одну эмоцию, которой даже не было названия. Последней вспышкой разумной мысли было то, что доктор могла заглянуть к нему, если бы он сидел тут слишком долго – так что Лукас, собравшись с силами, которые появились лишь из-за злости, намешанной в этом коктейле Молотова, сполз с коляски на пол и оттолкнул её в сторону двери. Кресло стукнулось мягкой спинкой об эту дверь, блокируя её. Никто не зайдёт, пока он сам не решит выйти, пока не справится с разрывающими его сердце чувствами. Или пока не задохнётся от них – чего ему сейчас, на самом деле, хотелось даже больше.

      Эосфор задрожал, чувствуя, как стремительно теряет над собой контроль. Над своим дыханием, руками – его трясло, он будто бы задыхался, удавалось только кое-как давить всхлипы, рвущиеся с груди, чтобы не привлечь чьё-нибудь внимание. В сознании всё ещё билась мысль – если он подведёт доктора, если попытается что-то с собой сделать, или если его плач кто-то услышит, то с ней могут поступить ещё хуже, чем с ним. Изуродовать, а может, и убить, заставить смотреть, как мучаются её родные, или… а что, если и на глупую добрую девушку, которой представилась Харрис, у отца были планы? Что, если она и не должна была выжить? Сколько он собирался содержать её, сиделку для своего пленника? Получится ли у них убеждать его в недееспособности Лукаса и дальше? Чем всё для них кончится, и когда?

      Эосфор зажмурился, сжимаясь, насколько это позволяли неподвижные ноги. Забиваясь в угол, обхватывая свои плечи руками, тут же – поднимая их, пряча в ладонях лицо. Ещё через секунду – судорожно ощупывая колени, в надежде ощутить эти прикосновения.