Крах дипломатического «Согласия». Александр Быков
улыбнулся, ему понравились рассуждения домовладельца.
– Ну если так, то помогайте. Погиб мой боевой товарищ, теперь надо его похоронить как положено герою, он ведь умер, не изменив присяге.
Появились дровни. Тело капитана погрузили на соломенную постилку. Смыслов подошел к людям с винтовками, видимо, патрульным, сказал, что знает покойного, и попросил разрешения его похоронить.
Патрульные покосились на торчащие из-под башлыка погоны, но ничего не сказали.
– Забирайте своего капитана, сначала за справкой на погребенье, потом куда хотите.
– Спасибо, служивые, – ответил Смыслов.
– Мы не служивые, а красная народная дружина.
– Все равно спасибо.
Смыслов побежал к саням с телом капитана.
– Приходите на Разъезжую, дом 29, в чайную, спросите хозяина, – на прощанье крикнул Ивану домовладелец, – Если что, за ночлег не беспокойтесь, дом большой. Всем места хватит.
Подпоручик отправился с телом ротного в казармы полка. Вечер и почти весь следующий день прошли в похоронных хлопотах. Отпевание и погребение назначили на третий день. Гроб с телом капитана находился в полковой церкви.
Оставаться еще на одну ночь в казармах Смыслов больше не хотел. Все до единого запасные чины больше всего боялись попасть на фронт и поэтому отчаянно поддерживали идею немедленного окончания войны. Ему показалось, что даже стены казармы пропитаны запахом трусости, и поэтому он принял решение отправиться в гости к новому знакомцу, домовладельцу Серебрякову.
Строение в три этажа за номером 29 на углу улиц Разъезжей и Николаевской до революции было завидным домовладением. На первом этаже располагалась чайная, на втором нумера для приезжих и парочек, на третьем апартаменты, где жила семья хозяина. После октябрьского переворота некоторые комнаты на втором этаже занял какой-то комитет. Там был телефон, по которому служащие организации постоянно принимали звонки.
Чайная еще работала. На кухне хлопотала жена хозяина, посетителей обслуживали две старшие дочери.
– Свободных мест нет, – огорошил Смыслова с порога инвалид-привратник.
– Я к Василию Кирилловичу.
– Это другое дело, он говорил, что ждет какого то офицера.
– Уже заждался, – вышел откуда-то из боковой комнаты хозяин дома. – Маня, – крикнул дочери, – накрой нам в кабинете.
Они зашли в небольшую комнатку без окон, рядом с вестибюлем, сели за стол.
Марья Васильевна принесла суп, котлеты и бутылку вина.
– Да тут у вас по-царски! – пошутил Смыслов.
– Старые запасы, уж лучше выпить с приличным человеком, чем отдать все это на растерзание орде негодяев.
– Как же вы о революционном народе, нехорошо! – покачал головой Смыслов.
– Скажите мне, а я что, не народ? – спросил Серебряков, – мой отец в этом доме начинал половым, проворный был, ярославцы все проворные. Потом купил чайную у прежнего хозяина, живота не щадя трудился. Я как подрос, тоже все тут, при деле. Этажи постепенно тоже выкупили, обустроились, детей нарожали, дочерей