Какаду. Патрик Уайт
Сэр Дадли и леди Берд так любезно разрешают нам приглашать еще и наших друзей, – тут она с подчеркнутой благосклонностью повернулась к механику, – но идти дальше значило бы злоупотребить их добротой. Быть может, мистер Даусон объяснит? – Она воззвала к Хэролду: – Яснее? Своему другу?
Утро и так выдалось достаточно безжалостное, тут не до намеков и околичностей. Вот Ивлин и отгородилась от создавшейся неловкости, точно стеною, надежной громадиной – Даусоном.
Она улыбалась. Все улыбались. Хэролд кряхтел, будто его колотили по ребрам. Шире всех улыбался грек. Был он маленький, во всех отношениях неприметный человечек. Галстук, который он, похоже, обычно завязывал ниже положенного, а сейчас старался поправить, был мятый, прямо какой-то жеваный.
Ивлин, исполнив свою партию, отвернулась, но разок глянула через плечо. Даусон отступил с другом к живой изгороди, усыпанной пепельно-голубыми цветами, к тому месту, где ее разрезал проход. Они стояли рядом в белой пыли. Рука Даусона опустилась на плечо грека.
– Мы поступили мерзко, – говорил Хэролд. – Я думаю, мы обидели обоих.
– Глупости, – сказала она. – Люди вовсе не такие тонкокожие, как тебе кажется.
А все же она решила те несколько дней, что Даусон проведет в Дельте, быть с ним особенно милой.
Она начала уже по дороге. Хэролд вел машину, а она то и дело поворачивалась к Даусону, который сидел на краешке заднего сиденья, крепко ухватясь за спинку переднего. Получалось этакое задушевное трио. Он на редкость простодушен, конечно же, он ее простил. И однако она чувствовала, лицо у нее вспыхивает – от света и ветра, а быть может, и от воспоминания о недавней, пусть незначительной «сцене».
Однако можно бы уставиться и в слепящее египетское марево, по крайней мере ничего не увидишь, пожалуй, и Даусон ничего не увидел бы. Но всякий раз, обращаясь к гостю, она чуть опускала веки – уловке этой ее научило зеркало. Самоуверенность позволяла ей говорить, позволяла поворачиваться к нему лицом.
Она вела обычную легкую беседу, какой привыкла занимать заезжих гостей: про буйволов, про ибисов, перемежая свои рассказы жаргонными словечками и цифрами, которых наслушалась от специалистов.
Как вдруг против воли заметила:
– Я, право, надеюсь, ваш друг не обиделся из-за нелепой ошибки Хэролда… из-за нашей общей ошибки.
Даусон улыбнулся своей зыбкой улыбкой:
– Он не из тех, кто ждет от жизни хорошего.
Такого Ивлин не ждала.
– Мне всегда говорили, греки – я имею в виду нынешние греки, а не те, настоящие, – они, в сущности, азиаты, – сказала она.
– Протосингелопулос из настоящих, – возразил Даусон.
Обнаженное ветром солнце воспламенило его бескровное лицо.
– Вам виднее, – сказала Ивлин. – Он ваш друг. Вы давно знакомы?
– Три… да, три с половиной дня.
– Ох, но, право… вы всегда так уверены?
– Всегда, – ответил Даусон.
Теперь она поняла, что сидит он, подавшись вперед и ухватясь за спинку их сиденья, не для того, чтобы