Какаду. Патрик Уайт
к жизни на пенсии, чем большинство из нас, – нудно твердил Хэролд. – Я что хочу сказать, он умеет просто сидеть без всяких занятий. Он умеет думать.
Да нет у него в голове ни единой мысли. Стоит только поглядеть на него. Или, может быть, мужчины, особенно когда они вместе, испытывают что-то, чего женщинам испытать не дано?
Ивлин пристальней вгляделась в Даусона, и увиденное еще сильней прежнего ей не понравилось. Если как следует в него потыкать, наверно, окажется, он из упругой резины.
– Мистер Даусон, конечно, устроился очень удобно. Прелестно. Этот уютный домик. Все его изобретения. Одна яйцеварка чего стоит. Но порой, наверно, все-таки одиноко.
Ивлин не сомневалась: вот теперь она попала в точку.
Тут Даусон взглянул на нее – впервые взглянул, во всяком случае впервые с тех давних пор, когда они стояли под манговым деревом в курящейся дельте Нила.
– Время, проведенное в одиночестве, никогда никому не шло во вред.
– Ну, раз вы так уверены, – сказала Ивлин.
И поднялась, смахнув с подола несуществующие крошки – ведь их не угостили хотя бы покупным печеньем.
Впрочем, поднялись сразу все.
– Приятно было повидаться, Клем, – говорил Хэролд Фезэкерли. – Нам надо переписываться. Не терять друг друга из виду.
Для большей убедительности он взял Даусона за локоть, но тот стоял повесив голову: не верил он, что это возможно. Старше Хэролда, полнокровный, с отросшим брюхом – похоже, его в его одинокой жизни вот-вот хватит удар, – он теперь казался младшим из них. Ивлин не знала, довольна ли она этим. Глядя на юношески статного Хэролда, она часто склонна была и себя считать молодой. Сейчас стать не молодила его.
Они ухватились за перила шаткой наружной лестницы над пригнувшимися к камням травами и злополучными кружащимися под ветром фуксиями, и на Ивлин вдруг снизошло милосердие.
– Куда писать, – начала она, прорываясь сквозь налетающий со всех сторон ветер, – как нам связаться с вами?
– Просто напишите «Даусону», – был неправдоподобный ответ. – «Даусону, – повторил Клем. – Пестрый пляж».
Хэролд Фезэкерли стоял на рыхлой дороге, ветер задувал ему в брюки, спиралью закручивался вокруг ног, а он мысленно представлял себе огромных допотопных зверей и огромных шелковистых птиц, важно озирающих океан из-за деревянных решеток. Со столь далекими от нас тварями можно общаться в молчании, которого нам всегда недостает.
Однако с Даусоном он все-таки немного пообщался, с надеждой подумал Хэролд.
Всю дорогу, особенно в автобусе, Ивлин без конца твердила, как прелестно они провели день.
– Да, – согласился он наконец, ведь от него этого ждали, – и какая удача повстречать старину Клема.
– Он мне нравится, – сказала Ивлин, вызывающе выставив подбородок.
Хэролд пропустил это мимо ушей. Возможно, полагал, что, кроме него, никто не способен оценить Даусона по заслугам.
– Завидую Клему, – сказал он.
– Ты что? – Ивлин даже задохнулась.
– Он