Русланиада. Владислава Николаева
крутанулся в другую сторону, словно надеясь, что морок рассеется, но увы.
Рюрик затравленно уставился на стены исподлобья. Теперь уйти было невозможно. Богатая жизнь не отпускает из своих лап за так. Иначе бы она не стала богатой жизнью.
Кое-кто мог его заметить. Тот, кого следует поостеречься.
Рюрик закрыл лицо руками. Задёргавшееся от расстройства сердце, скакнув, обожгло горло. Зов. Не тот, что дёргает через пространство и вываливает на голову нуждающимся. Тот, что заставляет встать на ноги и идти.
Бессмертный посмотрел в окно. Было утро. Была осень. Был только один выход. Укрыться от вездесущей тьмы можно лишь во всеуслышанье заявив, что ты свет.
Рюрик откуда-то это знал.
Тем не менее, добравшись до места, где зов стал запредельно мучительным, бессмертный остановился и сел на бордюр, отделяющий стойкий осенний газон от площади, на которой высилось колоссальное строение. На самом деле он просто в очередной раз пришёл в себя и одновременно в ступор, так как решение явиться сюда противоречило его воле… пусть и было предсказуемо.
Где сидит фазан
– Здравствуй.
Сухощавый старик улыбался, сутуло замерев в шести шагах. Ему должно было быть под восемьдесят, но высокий рост, сверхъестественная модификация внешности и подтянутость не позволяли дать больше семидесяти трёх. Он был во всём чёрном, словно монах. Плащ, не такой уж тёплый для поздней осени, красноречиво висел на выпирающих костлявых плечах. Кроме плаща старик носил седые волосы длиной по плечо, ухоженную бородку и усы. На лице его застыла дружелюбная усмешка, судя по характерным морщинам обитающая там не первый год.
– Здравствуй, – проигнорировав внешнюю разницу возраста, ответил Рюрик.
– Что же ты не поднялся? – старик вопросительно вскинул брови. – Уже одиннадцать. Наследники вот-вот разъедутся.
По-отечески мягкий упрёк выдавал природу старика.
– Не хочу, – без неприязни буркнул Рюрик, опуская взгляд.
– Надо, – убедительно произнёс старик.
Бессмертный снова без энтузиазма глянул на него. Старик был не прост. Ему могло быть больше восьмидесяти. По крайней мере, он не производил отталкивающего впечатления.
– Там тьма, – добавил Рюрик, проверяя его.
– Куда ж без неё, – вздохнул старец, всколыхнув очень светлый и густой ореол вокруг своей тщедушной фигуры.
Рюрик поднялся. Старик, не остерегаясь, повернулся сутулой спиной, неторопливо шагая к огромной шишке на теле города, к его мозгу, его раковой опухоли. Отсюда во все части света шли косноязычные, бессловесные зовы, настойчиво толкающие на выгодные кому-то поступки. Те, кому выгодно, находились поблизости, пили кровь трудовых успехов наций, провоцировали войны и переделы власти, распределяли природные ресурсы, мать их…
Рюрик ненавидел их заочно… старик несколько смущал. Не похож на алчного любителя роскоши.
Но ведь