Страшная граница 2000. Вторая часть. Петр Илюшкин
дворца с множеством башенок и фигурок была для нас полигоном для пряток и просто побегушек.
Ну и добегались!
Как-то я с братом Романом и другом Лёхой сидели на крыше третьего этажа дворца и вели степенную беседу.
Брат старше меня на два года, и учился в другом месте Алупки, в санаторном интернате.
По крыше мы не бегали, потому как брат мой был откровенным флегматиком и юным художником.
Какая ему, будущему интеллигенту, беготня!
Мы никого не трогали, никому не мешали.
– Эй, шулупень! Подь сюды! – окликнули нас снизу, с крыши соседнего второго этажа.
Четверо взрослых толстых дядек злобно смотрели на наши худенькие фигуры и явно мечтали о боксёрской груше.
Грушами быть не хотелось. И мы, притворившись, что начинаем спуск, резво метнулись к другому краю крыши. И начали спуск.
Однако, следуя своей привычке, нас подвёл медлительный солидный Рома.
Пока мы буксировали его и подгоняли, злобные дядьки внизу уже злорадно потирали руки. В предчувствии бойни.
Что делать? Жирных боровов нам не осилить!
– Прыгаем! – заорал я, высматривая место для десантирования.
Прыгнул я очень удачно, припоминая уроки моего друга-пограничника. Приземлился и мгновенно сделал перекат через голову, дабы не сломать ноги. Всё же третий этаж!
А Лёха прыгнул неудачно. Зашипев от боли, упал под куст высоченного бамбука. Шикнув, сел и скривился от боли.
А где мой родной флегматичный братишка?
Подняв голову, я разинул рот. От удивления.
Рома прыгать на стал. Он медленно, как тот африканский ленивец, перебирался по карнизу. Злобный дядька встретил его и принялся настукивать по дурной голове юного художника.
Рома, не обращая никакого внимания на мощные тумаки, продолжал неспешный спуск ленивца.
И ведь правильно делал, что не спешил!
Спустившись на грешную землю, Рома сочувственно посмотрел на Лёху, который скрипел и плевался от боли:
– Перелом наверное!
Точно, перелом ноги. Вот и пришлось нам, вспоминая фронтовые рассказы нашего деда Петра, тащить друга на себе. А деду часто приходилось вытаскивать раненых с поля битвы.
Самым страшным воспоминанием моего деда было побоище 1942 года, когда немецкие танки раздавили пятьсот наших солдат.
О том побоище я часто рассказывал детдомовским пацанам.
Мы часто устраивали ночные посиделки, пугая разными страшными кровожадными историями. Главные истории брали из ужастиков Эдгара По. Мистику писателя мы щедро разбавляли российскими событиями. К примеру, как похоронили мужика, а он был жив. И когда случайно вскрыли гроб, то обнаружили, что человек задохнулся под землей. И корчился в страшных мучениях!
– Поэтому всем мертвецам надо прикладывать к губам зеркало! – испуганно комментировал мой друг Лёха Гордиенко. – Если стекло запотеет, то жив человек!
– Точно! – добавлял Шегера. – Я подслушал разговор нашей воспиталки.