Фалор. Ксения Яблонко
что всё – правда, вопрос был только в том, хватит ли мне соображения запомнить и поверить. Мне хватило.
Вот значит, как всё было. То есть буквально всё, что существует, обязано своим появлением магии. Странно, но я даже не удивилась. Если честно, я всегда верила в магию. Не до конца, так чтобы обосновывать ею все происходящее, но если найду доказательства, то поверю не сопротивляясь. Что, в общем-то, и произошло.
Размышляя об этом, я немного отвлеклась от своего порванного шаблона. Ну вот, я начинаю разбираться. Всё будет хорошо.
Наверное, с меня пока хватит теории. Пора бы заняться более прикладными вещами. Я снова поднялась и принялась исследовать комнату. Неизученным оставался только стол. В ящиках я нашла стопку тетрадей, штук десять черных ручек, столько же простых карандашей, ластики, линейки, и прочая околоучебная чепуха. Всё это было простым и совсем новым, но больше походило на старые вещи, которые я находила у бабушки и которые были в два-три раза старше меня. Странное ощущение неправильности. Всё это должно быть ветхим и разваливающимся, но эти вещи словно только что куплены.
Я достала из ящика карандаш и ластик и положила их вместе с книгой на стол. Вот теперь хорошо. У нормальных людей обязательно должно что-нибудь лежать на столе.
Теперь можно пойти в двести двадцатую комнату, познакомиться с местными. То есть, по-настоящему познакомиться, а не поглядеть на них с другой стороны стола. Я внимательно изучила себя в зеркале на дверце шкафа и вышла.
Ориентируясь по номерам, отыскала комнату. Прислушалась. За дверью о чём-то оживлённо говорили. Ну, там хотя бы кто-то есть. Отлично. Я постучалась. В комнате затихли.
– Входи, – крикнул Ликин голос. Я приободрилась и просочилась внутрь.
Что собой представляла двести двадцатая, сказать было сложно: вдоль стен стояли диваны, но присутствующие их игнорировали и лежали, сидели и иным образом размещались прямо на полу, покрытым сплошным мягким ковром и отчасти пледами. В своеобразной прихожей стояла обувница, почти полностью забитая почти одинаковыми сапогами. Я разулась и босиком прошлась до угла, откуда можно было осмотреть всю комнату. В шкафах, хаотично расположенных по всему пространству (видимо для того, чтобы разделить комнату на небольшие участки и избавиться от неизбежности сидеть в середине у всех на виду) находилось великое множество всякой ерунды, словно все, кто здесь находились сейчас, здесь же и жили. Или, как минимум, хранили здесь всё своё имущество. В тех же шкафах стояли свечные фонарики, дававшие единственное освещение (на потолке была люстра, но её вполне успешно игнорировали).
– Ну, здравствуй, – оскалился Джек. Он заметил меня первым, не считая Лики.
– Здравствуй, – неловко отзеркалила я. Мне не подходило это слово. Его могли говорить только те, кто производит сильное впечатление и абсолютно в этом уверены. Джек таким был, я – нет.
– Как дела? – продолжал он, сидя в пол-оборота.
– Неплохо, –