Друг. Константин Сергеевич Логутов
приказ от деканата вести строгий учет оценок за успеваемость. Еще как-то все сразу исчезли должники за прошедший семестр. Никто, конечно, никаких комментариев не давал, хотя всем и так было ясно, куда они делись.
– О чем думаешь? – она слегка отстранилась, чтобы взглянуть мне в глаза.
Глупый вопрос. Придумать такой, да еще и умудриться ответить на него, способны только женщины. Я не нашелся что ответить.
– Как думаешь, мы всегда будем вместе?
Еще один глупый вопрос. Нет, дорогая, меня скоро мобилизуют и побреют в солдаты, а еще через полгода убьют.
– Конечно, милая, как же иначе, – я ободряюще взглянул на нее, перенеся взгляд с потолка, и погладил ее по волосам.
Она училась на факультете философии и психологии на какого-то психогенетика, правда, чем они занимаются, не знала даже сейчас, на втором курсе обучения. С этого и еще нескольких гуманитарных факультетов забрали в армию даже отличников, оставив в институте лишь технические специальности.
И скоро примутся за инженеров. Отец сказал, что до этого момента не так далеко: ситуация на Кассиде продолжала ухудшаться. Даже ему, председателю законодательной палаты Петербурга, не удалось найти лазейки, чтобы отмазать меня от мобилизации. Боялись все: и отличники, и бездельники. Все испытывали перед чужой планетой первобытный ужас.
– Конечно, мы всегда будем вместе, – повторил я, – всегда…
* * *
Стремительный поток сухого горячего воздуха ворвался в маленькое зарешеченное окошко и дохнул мне в лицо – поезд останавливался, и нагретый воздух между секциями магнитов у днища поезда начал лезть наружу. Я открыл глаза, согнал с лица глупую улыбку, оставшуюся после сладкого сна, и выглянул в окно. Мы подъезжали к маленькому пыльному городку в пустыне Туркестана. Сбоку от станции маглева виднелись кузова военных грузовиков.
– Встать! Собраться! Через минуту быть готовыми к выходу! – прокаркал здоровенный накаченный амбал, представившийся сержантом то ли Пестряковым, то ли Медляковым.
Исправительная колония строгого режима Халкабад, названная по одноименному военному городку, расположенному неподалеку. Это всё, чего мог добиться со своими связями отец, после того как отмазал меня от смертной казни.
– Молись, чтоб тебе хотя бы «строгача» дали, – сказал он мне в «день свиданий». – Адвокат тебе сообщит результаты, – и ушел.
Он был зол на меня.
Но на первом же заседании суда прозвучал приговор к расстрелу, и отцу пришлось действовать более активно. «Случайный» акт вандализма в отделе улик милицейского управления, поджог типографии городского суда, где сгорели протоколы заседаний и все электронные копии, падение центрального судебного сервера с облачным хранилищем данных, и всё. Мое дело было оставлено на повторное слушание. А дальше дело техники: с меня списали сопротивление властям и нападение на охрану бара, а убийство бандитов оформили как самооборону. Хорошо иметь влиятельного родителя.
Стоило мне выйти из поезда, как волосы сразу встали дыбом, а одежда