Председатель Томский. Олег Новокщёнов
материальной природой, не осталось и следа. Томский подошёл к нему, взял из рук трубу и, приставив её к глазам наподобие телескопа, громко продекламировал:
– Гнилью пахнет тина, выпь кричит порой. Старший был детина. Умный… и второй!
Райцес выглядел так, будто вот-вот заплачет. В раскрытое окно ворвался весенний ветер, принёсший женский смех и грохот проезжающей мимо телеги. Вдалеке кто-то дурным голосом запел Интернационал. Томский прижал к себе трубу и сделал пару па по комнате.
– У Владимира Ильича была такая присказка, – Томский изобразил ленинский прищур: – «Пойдёмте в кабинет, шарахнем кабернет!» Может нам, Яков Львович, не чай, а чего покрепче? У вас, гениев прогресса, небось и спирт имеется?
– Допустим, я смогу починить картозиевскую динамо-машину, – заговорил Райцес после того, как почали полуштоф. – И предположим, мне даже удастся переселить вас в тело Каролины, а её разум в ваше тело. Но зачем? И как вы потом обратно вернётесь?
– У фильма должен быть счастливый конец. Счастливый конец не требует решения никаких задач! – Томский опять процитировал кого-то.
– Михаил Павлович, эта чёртова машина катастрофически опасна. Последний раз её заводили 200 лет назад. Оба экспериментатора погибли. Я хочу знать, что лежит на чаше весов. Мировая революция?
Томский покосился на Райцеса, как будто тот сказал какую-то глупость. Он встал, сделал несколько шагов по комнате и мечтательно произнёс:
– Свобода, доктор, истинная свобода! Только представьте: менять тела как маски. Быть готовым исчезнуть в любой момент и начать заново. Обмануть само Провидение! Аргентинское танго с Историей и Вечностью!
Глаза Томского сверкнули. Он схватил стакан и жадно сделал глоток.
– Блаженство неподсудности! Всевластие мятежного духа! Юпитер, овладевающий Ио в образе облака, плачет от зависти! – Томский простёр над столом длань и зарокотал: – Я – истинный сын Кроноса, вцепившийся мёртвой хваткой во вселенную, неистово пляшущую в безумном коловращении звёзд! Я – альфа, омега и нравственный императив! Я – Гигея, и Церера, и метеорный поток Драконид!!!
Он гремел подобно морской буре: глаза налились кровью, голос хрипел, сжатые кулаки побелели. «Папа был прав», – подумал Райцес и, вздохнув, влил в себя содержимое кружки.
VII
– Вот, взгляните, товарищ Сталин! Та самая машина! – дежурный офицер НКВД молодцевато махнул, указывая на агрегат.
– Разобрать, – мрачно бросил Сталин, даже не посмотрев, и, наклонившись к Молотову, спросил: – Клизмы взяли?
– Тридцать штук, товарищ Сталин.
– Мало.
Молотов подал знак кому-то из окружавших их людей в форме. Шла напряжённая подготовка к очередной оргии на ближней даче. Предстояло споить до полусотни опытных партийцев – всё проверенные, закалённые люди. Сталин терпеть не мог расхлябанности и недогляда. С утра отладили винный лифт, провели повторный инструктаж комсомольцев, завезли полсотни ящиков бутафории и амуниции. Ждали всё политическое руководство, включая Томского, который