Небо на ниточке. Роман-дневник. Вета Ножкина
в Германию выдали выписку, а там открытым текстом написано – «St IV – четвёртая стадия, dep in… – метастазы в кость».
«Сейчас, когда я пишу эти строчки, ты уже в Германии. И Марина рассказывала, что ты даже умудряешься между процедурами знакомиться с достопримечательностями города! Молодчинка! Напиши – что видела, где была? Тебе в этой жизни ещё многое надо увидеть и сделать, поэтому насыщайся впечатлениями и обязательно описывай их. Бог видит, как ты умеешь наслаждаться жизнью. А он любит каждого, даже самого грешного человека, и всякого простит, кто не доверял ему и просит прошения. Верь! Я тоже хотела бы побывать в Германии…».
Написала последнюю строчку, а сама подумала – «только не по больничным поводам».
«Знаешь, я не верю в Бога. Точнее, воспитана, как атеистка, хотя меня маленькую крестили. Мне трудно даже представить, что какие-то сверхъестественные силы могут помочь. Поймала себя на том, что пытаюсь с кем-то мысленно разговаривать… Может, это и есть Бог?…».
По мне друзья заказывали сорокоусты. Много где – в разных городах Казахстана, в разных городах России, и в Литве, и в Израиле, и в Германии, и в Канаде, и на Украине… И мне верилось – мне силу это даёт.
Михаил и Ольга Солнцевы летом отправились в путешествие по Золотому кольцу, и в каждой церкви ставили свечи за здравие близких, и моё в том числе. Ольга привезла мне из Углича иконку Божьей Матери, и я от неё такую силу почувствовала – будто сила с этой иконы сошла, и меня, словно мать родная обняла… Почувствовала – под защитой я, под крылом её.
А ещё Галя моя придумала такую полуигру: на футболке со стороны спины распечатала эмблему нашего бардовского проекта «Наш Остров», а с другой стороны стала вывязывать узелки-обереги.
– Узелков этих должна быть тысяча, не меньше, – сказала она мне по телефону, – И вывязать их должны все твои друзья, кто желает тебе здоровья.
– Да, как же это возможно? Тысяча?! – удивлялась я.
А Галя в апреле поехала в Усть-Каменогорск, и оттуда – к нам, в Алма-Ату. Привезла эту футболку, на которой уже было вывязано больше половины узелков.
– Это твои друзья из Усть-Каменогорска постарались! – сказала Галя, протягивая мягкую, пышущую энергией здоровья драгоценную одёжку, – Представляешь, сколько людей хотят, чтобы ты выздоровела!
Это был тот переломный период, когда я уже, казалось, не смогу больше принять процедуры химии. Тогда оставалась ещё одна – шестая. Но уже на четвёртой химии, прямо во время вливания, меня начало тошнить и полоскать. Это вытерпеть уже было невыносимо. Организм бунтовал, отторгал то, что называлось спасением. «Какое же это спасение», – думала я, – «если я могу просто этого не выдержать?». Температура, печёночная боль, отторжение всего, даже воды, невозможность шевелиться, открывать глаза, и тем более думать…
«Если я буду овощем – я не хочу так жить», – истерила я в минуты просветления. – «Я не могу видеть, как