Небо на ниточке. Роман-дневник. Вета Ножкина
Процедура длится недолго – тридцать, сорок минут. У меня очень сильно кружилась голова и лежать столько времени на спине я просто не смогла бы, поэтому оттягивала поход на промывку до последнего. Пришла врач.
– Ну, что, первый шаг сделали. Теперь надо набраться сил, чтобы выдержать воздействие препарата. Платина очень токсична, поэтому нужно делать всё, чтобы она быстрее высвобождалась из организма. После промывки придёт тошнота, но чтобы сгладить её, я назначила вам соответствующие лекарства. Сегодня вам их введут вместе с капельницей на промывке, а после, уже дома, будете принимать этот препарат в таблетках, – и протянула мне записанное на листке название препарата.
– Да, и ещё… заведите блокнот. Записывайте всё, что получаете… И не удивляйтесь, что немного память будет подводить, это тоже воздействие платины, ведь костный мозг страдает в первую очередь.
Мне было и тревожно за результат, и одновременно, я испытывала заботу моего врача, вселяющего уверенность. Когда я смотрела на неё, такую молоденькую, в первую нашу встречу, меня брала досада, что такой неопытный специалист будет вести мою историю болезни. Но теперь я испытывала уважение к ней и предельное доверие.
– Анна, что вас сейчас беспокоит? – спросила Бану Ануаровна.
– Голова кружится, … тяжелые ощущения в правом боку…
И я перечисляла все симптомы, которыми, как в горн, трубил мой организм. Бану внимательно слушала и объясняла – почему происходит то или иное…
– Завтра утром сдадите кровь на эритроциты, посмотрим картину крови… А сейчас соберитесь и надо принять промывку. Можно лежать во время процедуры на боку – насколько это возможно…
В процедурном кабинете сегодня никого не химичили, всех только промывали. Женщины изредка переговаривались – тихо, почти шёпотом. И эту тишину прервал вопль молодой девушки, которую положили на боковую кушетку:
– Чего вы так неосторожно! Мне же больно…
Она истерично вопила. Искаженное болью лицо сморщилось, как у старушки. Сузившиеся закрытые глаза будто втянулись под брови, остренький нос стал совсем маленьким, а оскаливший зубы рот ещё долго был беззвучно открытым. Медсестра обходительно и предельно вежливо попыталась успокоить больную:
– Я вижу, Мира, что у вас ушли вены. Давайте попробуем вставить катетер, ведь у вас ещё три дня промывки – это будет куда лучше, чем каждый раз искать вену.
Девушка закрыла лицо свободной рукой, всхлипнула, выдержала паузу и кивнула головой.
Мира – самая молодая из всех пациентов. Её худая смуглая фигурка вызывала у меня щемление, и я, сглотнув то, что можно было собрать в сухом рту, отвернулась, чтобы никто не увидел слёз. Было жалко её, было жалко себя, было жалко всех женщин, которые здесь сейчас лежали на кушетках и смотрели в потолок, где каждая видела или воображала что-то своё, где по прожженным химией венам вливали промывку, чтобы оставить организму надежду на какой-то