Кто-то торопится умереть. Григорий Лерин
вон, циник проклятый! – Барон судорожно, со всхлипом вздохнул и неожиданно рассмеялся сквозь слезы. – Подожди… Прости меня, Мартин. К чему притворяться – мне очень тяжело без Насти. Но я даже представить себе не могу, как бы жил все эти годы без тебя. Ты ведь для меня больше, чем слуга. Ты знаешь это, Мартин?
– Было бы очень смело с моей стороны об этом догадываться, сэр.
– Достойный ответ… Ты можешь не верить мне, Мартин, но я частенько думал, что нужно сделать, чтобы ты догадался. И ничего не придумал. А ведь это оказалось так просто, всего три коротких слова! Но их произнес не я, а Анастасия. Помнишь, на следующий день после свадьбы, когда мы обедали в номере? Она оглянулась на тебя, удивленно посмотрела по сторонам и спросила: «Почему вы не садитесь с нами, Мартин? Здесь все свои»… Здесь все свои! Она сразу восприняла тебя, как члена семьи, Мартин.
– Я помню, сэр. Такое не забывается.
– Почему же ты отказался?
– Так не положено, сэр. Этикет, сэр.
– Тебе мешал я! Признайся, если бы меня не было за столом, ты бы принял приглашение и сел, не так ли? Отвечай, Мартин!
Слуга замялся на пару секунд. Его закаменевшее лицо тронула слабая улыбка.
– Признаюсь, я бы сел, сэр. Сел, чтобы не обижать баронессу. Прошу прощения, сэр.
– Это я должен просить прощения, Мартин! Для меня ты тоже всегда был членом семьи, только я не мог… не осмелился сказать тебе этого раньше. – Барон сбросил с колен газеты, порывисто вскочил с кресла и зашагал по комнате. – Поэтому, черт побери, ты вправе знать, что произошло!
– Нет, сэр! Не надо, прошу вас!
– Ты обязан знать, Мартин! И не только знать – мне необходим твой совет… твое суждение… Нет, об этом позже! – Барон повернулся и посмотрел слуге прямо в глаза. – Я сошел с ума, Мартин! Да, я сошел с ума и, самое главное, не жалею об этом. За два прошедших месяца я отдал бы всю свою жизнь, окутанную чужой любовью. Меня любили так часто и так страстно, что для своей собственной любви у меня просто не осталось сил.
– Вы любили всех тех женщин, сэр.
– Я любил их, как слепой любит солнце, Мартин. Тепло их тел. А когда я предлагал руку и сердце Насте, я знал, что у нас не будет физической близости. Это ужасно, Мартин, ведь я желал ее больше, чем всех своих предыдущих любовниц вместе взятых. Но к тому времени я уже понял, что просто чувствовать ее присутствие, знать, что она рядом – это и есть величайшее счастье. Я мог ее видеть каждый день, и я был счастлив, Мартин!
– Баронесса тоже казалась счастливой, сэр.
– Вот именно: казалась, Мартин! Молодая девушка не может быть счастливой с дряхлым, бессильным стариком. Ей вскружили голову новые впечатления, титул, окружающая роскошь.
– Все это – большое искушение для бедной девушки из бедной страны, сэр.
– Да, Мартин, я предложил ей жизнь, которой она не знала. Да, я хотел, я делал все, чтобы она согласилась. Но никто не лишал ее права выбора. Она могла отказаться.
– Это – большое искушение, сэр, – с заметным укором повторил слуга.
Барон