Мужское счастье. Петр Ингвин
надвигавшийся отдых, позвонила избитая мужем соседка. Ей больше не к кому было обратиться. Развернувшийся самосвал помчался с фермы в деревню. По дороге Иван накачивал себя злостью и в какой-то миг вскрыл купленное на выходные средство от тоски. Чем меньше оставалось в бутылке, тем больше представлялось и, соответственно, готовилось быть сказанным.
Под весом ударивших десяти тонн металла калитка с забором разлетелись вдребезги. Самое паршивое в случившемся – калитка и забор оказались не те. Нужны были следующие, а управляемый нетвердой рукой грузовик въехал во двор деда Филата, который в тот момент рубил головы кроликам. Дед Филат отшатнулся, когда забор словно взорвался на его глазах, и поднял топор.
Зря. После армии Иван умел больше, чем показывал, хотя и меньше тех же Коляуса и Даброго – оба реально дрались с противником, а не сидели за рулем броневика. Реальный бой – не спарринг в спортзале, в бою другой настрой и другие приоритеты.
Одно движение выскочившего из кабины Ивана – и топор выпал из переломленной руки деда. Ивана увезли в райцентр. Сначала его поместили в камеру предварительного заключения с деревянным настилом для сна, умывальником, дыркой туалета и стенами, покрытыми корявой «шубой» из раствора, чтобы сидельцы ничего не писали. После жуткой ночевки и не менее жуткого утра с раскалывающейся головой и терзающей совестью Ивана перевезли в следственный изолятор. СИЗО – та же тюрьма, но не для осужденных, а для подследственных. Те же камеры, те же порядки, и называют ее сидельцы так же. После прохода по перегороженным решетками коридорам Ивана втолкнули в одну из камер. Стальная дверь захлопнулась за спиной, многократный проворот ключей и лязг наружных запоров разделили жизнь на до и после. Спиртное и глупость остались в прошлом, а каким будет будущее и будет ли оно, зависело от настоящего.
Камера представляла собой большую светлую комнату, люди заполняли ее почти как шпроты консервную банку, тоже в два яруса. Свет давало не закрытое решеткой оконце под потолком, а пылавшие во всю мощь, несмотря на день, яркие лампы. Громко играло радио. Запах заставил вспомнить тренировки по работе с химическими боеприпасами. Темно-зеленые стены практически не имели свободных поверхностей, место на них, кроме торцов двухэтажных нар, похожих на сочлененные строительные леса, занимали крючки-вешалки с верхней одеждой, полочки, дверь с глазком и окошечком, отгороженный самодельной занавеской дырообразный туалет и стальная раковина умывальника.
Из-за стола под окном и с этажей стальных нар на Ивана уставились десятки глаз. В камере размером двадцать квадратных метров находилось не меньше тридцати человек. Кто-то был в одних трусах, кто-то в спортивных «трениках». Кто-то носил футболки, но большинство лишние предметы игнорировало.
Накачанное тело Ивана и, особенно, тельняшка с голубыми полосками подсказали собравшимся, надо ли связываться с новичком по мелочам. Сидельцы приняли Ивана добродушно, рассказ про случившееся и