Как пингвины спасли Веронику. Хейзел Прайор
набирая номер на мобильном телефоне. Девушка выглядела испуганной (но не просто испуганной; она выглядела чертовски сексуально в своей короткой юбке, с взъерошенными волосами и надутыми губками). Я предложил помощь. Я ведь хорошо разбираюсь в машинах, так что я мигом открыл капот и все починил. Линетт влюбилась в мою мужественную угрюмость – по крайней мере, так она мне говорила. Сама-то она нелюдимой не была. Линетт была полной противоположностью Джудит во всех смыслах. Хорошо воспитанная, начитанная и целеустремленная. Мы довольно быстро съехались. То есть я переехал к ней. Она снимала эту огромную шикарную квартиру и работала юрисконсультом. Пыталась «спасти меня», и это… ну, отчасти сработало. Во всяком случае, она приучила меня к здоровой пище. Никогда не думал, что подсяду на брокколи, но подсел! На какое-то время я даже полностью отказался от наркотиков. Справлялся с зависимостью с помощью бега и езды на велосипеде. Купил у Гэва хороший подержанный велик и заодно устроился к нему на работу. Линетт говорила, что это подойдет в качестве переходного этапа, но рано или поздно мне придется найти настоящую работу на полный рабочий день. Я все еще жду, когда это случится.
Теперь Линетт осталась в прошлом. Вместо этого у меня теперь ворчливая бабуля. Странно, да?
Очень сложно осмыслить тот факт, что Вероника Маккриди – мать моего отца. Честно говоря, я не так уж и много думаю о нем. Я вообще о нем ровным счетом ничего не знаю. Помню, как ребенком я пару раз приставал к маме с расспросами, кто мой отец, потому что у всех ребят в детском саду были папы, а где же тогда мой?
Мама всегда отвечала одинаково, коротко и резко: «У тебя нет папы». И сразу меняла тему. Только однажды она добавила: «Если бы он остался, все могло бы сложиться иначе». Но больше никогда этого не говорила.
Сперва мы с мамой жили в фургоне. Ну, знаете, такой старый обшарпанный фургон, припаркованный на заброшенном пустыре. Потом мы переехали в дом для малоимущих, но я мало что помню о нем, кроме того, что маме пришлось затыкать все щели старыми газетами, чтобы спастись от сквозняков. Но я все равно не чувствовал себя там как дома.
Мама перепробовала много разных работ, но подолгу не задерживалась на одном месте. Помню, ее настроение постоянно менялось. Она то распевала песни, то исступленно рыдала. Когда мне было шесть, незадолго до того, как она решила, что жизнь больше не имеет смысла, она зашла ко мне в спальню, где я строил кирпичный домик. Ее плечи были опущены, а щеки мокрые от слез.
– Патрик, – вздохнула она. – Мой дорогой мальчик, мне так жаль. Прости, что я такая бесполезная.
Я вообще не понял, что она имела в виду. Мне казалось, что у нее все отлично получалось. Она кормила меня, одевала, водила в детский сад и все такое. Но теперь я думаю, что это было для нее непосильным трудом – и в материальном, и в моральном смысле. Сейчас я понимаю: она многим пожертвовала. Например, общением с другими людьми. У нее не было друзей. Думаю, ей было одиноко. Она изо всех сил старалась скрыть от меня свое отчаяние,