На крыльях ветра. Сергей Фокин
наверх так быстро, что я даже не успел проследить взглядом их полет.
Это был смерч. Небо над нами стало иссиня-черным. Огромная воронка, наполовину состоящая из пыли и мусора, протянулась к самым тучам. Та несла свою добычу в сторону города. Произошло непредвиденное. Наверно, воспитатели подумали, что приближается гроза, но не придали этому особого значения: при первых каплях дождя дети обычно сами бежали к автобусу. Такое случалось и прежде. Но никто не ожидал серьезной опасности. Вихрь вырвался из-за перелеска и понесся по лужайке, приведя всех в шоковое состояние. Взрослые попытались что-то сделать, но не успели собрать всех детей. По крайней мере, меня они просто не заметили за пучками травы.
Я стоял и смотрел на бушующее завихрение. Поднялся ветер, порывы которого били в лицо. Сзади кричала воспитательница, бросившаяся ко мне, но споткнувшаяся и упавшая прямо на дорогу. Дети в автобусе плакали от испуга. А я не почувствовал страха. Столб шириной больше десятка метров, который мог в одну секунду раздавить или просто поднять в небо, а потом швырнуть оттуда, словно поломанную спичку, заворожил меня. В эту минуту ничего в мире не было так интересно, как это бешеная мощь, укротить которую представлялось таким же простым, как и начать разговор с муравьями.
Столб, ревя и беснуясь, надвигался с сознанием собственной силы. Я был для него еще одной травинкой, пылинкой, на которую он не обращал никакого внимания. Воспитательница все-таки поднялась на ноги, сделав еще несколько шагов в мою сторону – и остановилась. Сделать большее ей помешал ужас. Она застыла, прикрыв лицо руками, и стояла так, не в силах даже убежать.
А я впитывал в себя необычное зрелище, и душа моя наполнялась восторгом. Тот бурлил, словно емкость с водяным потоком, и переливал через край. Я даже задрожал от радости – так раззадорился!
Вихрь остановился в каких-нибудь двух десятках метров, обдав меня сильными порывами и россыпью песка. Он словно задумался, стоило ли лишать жизни жалкое создание с веснушками на лице. Потом, грозно рыкнув, решительно двинулся влево и обошел стороной. Воспитательницу, стоящую за моей спиной, и автобус с детьми он тоже пожалел.
Я не плакал, когда меня успокаивали, думая отвлечь от страшных воспоминаний. Мне не хотелось плакать. Наоборот, мгновения, когда почувствовал, что вихрь не хочет сделать мне плохо, запали в мою память и с тех пор хранились в ее запасниках, как непонятная, но драгоценная вещь.
Не помню точно, как расценили взрослые тот случай, но с тех пор на выездах они вели себя более внимательно…
Вообще, очень похоже, что я рос сверхчувствительным ребенком: в старшей группе часто жаловался воспитательнице, что цветочкам больно, когда их рвут. Меня уговаривали, объясняли, что луговые цветы для того и растут, чтобы однажды приехали детишки и сделали из них букетики мамам. Маму я очень любил, и это был хороший аргумент.
Вот вкратце то, о чем я хотел бы рассказать из воспоминаний о детстве. Как видите, ничего особенного. Поэтому и вырос из меня