Гиперпанк Безза… Книга первая. Игорь Анатольевич Сотников
в Олдбое вызывает нервную дрожь в лице. Но и только. И он решает на всю эту ситуацию и поведение отступника смотреть с иронической позиции.
– Здесь вроде как самообслуживание. – Делает уточняющее пояснение Олдбой.
– Вы в этом уверены? – не верит своим глазам и ушам в ответ отступник, явно специально, проверяя Олдбоя на его олдбойство.
– Я не обязан никому ничего объяснять и доказывать. – Следует ответ-агрессия от Олдбоя.
– А если это есть триггер для нахождения между нами понимания? – прищурившись, на полтона понизив свой голос, задаётся этим вопросом отступник, заставляя Олдбоя заново начать к нему присматриваться и искать в нём то, что его для себя раскроет. Так они некоторое время присматриваются даже не друг к другу, а к тому, что всё это может значить, и через своё, никак не обозначенное время, Олдбой выходит из этой ситуации и из-за стола со словом: «Ладно, быть».
Когда же Олдбой через уже другое некоторое время возвращается к столу с разносом в руках, нагруженным всякой питательной всячиной в твёрдом и жидком исполнении, то отступник его встречает интересным замечанием. – Вы уже совсем близко остановились от того, чтобы быть признанным за того человека, кого я ожидаю.
– И чего не хватает? – спрашивает Олдбой.
– Как и всегда, – с усмешкой говорит отступник, чуть ли не разводя свои руки в сторону, – какой-нибудь мелочи, которая свойственна только тебе одному, и она тебя провоцирует быть тем самим собой, за кем закрепилось именно такое идентификационное знание. – Отступник замолкает и ждёт ответа Олдбоя. Олдбой на этот раз не спешит демонстрировать скорость работы своего процессора и оперативной памяти, а он зависающи задерживается во внимании к какой-то в себе детализации памяти, после чего вскидывает свой взгляд и, глядя на отступника исподлобья, спрашивает его:
– Ты что-нибудь слышал о конфликте бога?
– Ты может имеешь в виду парадокс всемогущества? – переспрашивает Олдбоя отступник.
– Скажем так, своей особенной интерпретации этого понятия всемогущества. – Говорит Олдбой, и так как отступник только пожимает плечами, то он снова берёт слово. Что, видимо, у него любимое дело, раз он так изыскивает многогранными самовыражениями, оттисками звучаний словосочетаний и носится с ними.
– Тогда слушай. – Говорит Олдбой, берёт чашку с однозначно с каким-то оттенком фруктового выражения смусси, поздравляет с ним себя в своём вдохновенном глотке внимания к сочности жажды, демонстрирует эффект визуального и зрительного нерва, и само собой, звучно объявляет торжество прогресса, деля с ним так радость своего бытия, и только затем, после обязательного для такого рода моментов сопроводительного действия, смакования этого момента, где он фиксирует обзорным зрением, как его напутствие отразилось на лицах посторонних людей, отставляет чашку.
Ну а как только это церемониальное действие было выполнено по всем лекалам человека-фри от всего суетного, не терпящего любого рода принуждения и уж не дай отдельный вселенский разум принять за неизбежное то, что можно