Парад снеговиков. Наталья Литвишко
ты что! А спала ты где?
– Где придётся.
– А хозяйка?
– На больших кроватях с перинами и подушками из пушистого снега.
– Холодно же там!
– Ещё и ветры дуют, и согреться негде.
– Замерзла, бедняжка, – перебила ее мать и долила в чашку горячего чая из самовара.
– А золота она тебе хоть дала?
– Золота я там не видела. Только чудо-чудное – Северное сияние. Оно у королевы вместо свечей и лучин.
«Сама в алмазах и жемчугах ходит, а Марфушечке пожалела – ничего не дала», – вздохнула маменька.
– А в хоромах этих хоть кто-нибудь ещё живет? – допытывалась она.
– Кто ж в таком холоде выдержит? Снеговик за хозяйством присматривает. А Вьюга, Метель, Буран, Пурга да Ветер там – частые гости. Сама хозяйка редко домой заглядывает. Всё мечется по свету – ищет несчастных дурочек вроде меня.
– Зачем?
– Чтобы работали на неё.
– А делать-то что надо?
– Про других не знаю. А мне поручила за два дня выложить из кусочков льда слово «вечность», села в карету и умчалась. Попробовала я – льдинки мелкие, колючие, пальцы стынут. Ну, я и плюнула на это дело.
Мать взяла руки дочери в свои, подышала на них, согревая: «Ну, злодейка! Чуть дочку мне не заморозила».
– Бедненькая ты моя. Ты ешь, ешь, – она придвинула тарелку с салом, подала ломоть хлеба.
– Хорошо, что ты, маменька, мне еды на неделю дала. Я хоть с голоду не пухла, – потянулась Марфа за ватрушкой. – Работать я не стала: ты же знаешь, не люблю я этого, да и промёрзла насквозь. Вернулась королева, рассердилась. Пригрозила волшебным жезлом, силу его показала – у меня на глазах синичку в сосульку превратила. Ох, и натерпелась страху, маменька. Решила я этот жезл сломать. Стащила его у Снежной королевы, да и разбила.
– И как не побоялась?
– Терять нечего было – так и так пропадать. Как представила я, что твоих пирогов да булок никогда не отведаю – и решимость, и смелость появились. Жить захочешь и не такое придумаешь. Дворец на глазах таять начал. Разгневалась хозяйка, погналась за мной и растянулась в луже на зеркальном полу. Тут колонны дворцовые рушиться начали. Её обломками и завалило. И поделом!
– Как же дорогу домой нашла, красавица? – мать поставила перед дочерью чашку с медом.
– Синичка помогла. Оттаяла птичка, ожила – и путь указала. Всё время впереди меня летела. А сейчас у избы на яблоне сидит, посвистывает.
– Так и её давай накормим.
– Это ты уж сама. А я прилягу, устала, – Марфа, облизав пальцы, встала из-за стола.
– Ложись, ложись, доченька, – засуетилась любящая родительница. – Перина взбита, подушечка ждет.
Едва коснувшись изголовья, Марфа громко засопела.
– Нет! Уж больше я никуда не отпущу Марфушечку-душечку одну, – прошептала мать, укрывая дорогое дитя одеялом, и заботливо положила около подушки яркий леденец – петушка на палочке. Затем на цыпочках отошла от кровати,