Чёрная стезя. Часть 3. Михаил Александрович Каюрин
я денег у мичмана, докупил в магазине военторга недостающее количество. Конечно, можно было связаться с отцом и в два счёта решить проблему. Но тогда я вдруг понял, что воспользоваться покровительством отца будет отвратительным поступком с моей стороны. Каждый человек должен сам отвечать за свои необдуманные действия и сполна расплачиваться за все содеянные грехи. Отдать позору фамилию героев-моряков Ольшанских было бы равносильно предательству.
– А как потом отдавал долг? – спросил Мишка, машинально перейдя на «ты», и смутился.
Старшина не заметил смущения.
– Мне повезло, не пришлось отдавать. Я быстро вычислил воришку, взял за грудки. Он и вернул всё сполна.
Мишка на миг представил, как Великан берёт за грудки щуплого шофёра, поднимает его над полом, и впервые за время встречи улыбнулся. У него в голове будто произошло какое-то просветление. Чувство обреченности и неизбежной кары, засевшего в мозгу по пути к старшине, внезапно исчезло. На душе стало неожиданно легко, будто он избавился от непосильного груза.
– И кто оказался вором? – поинтересовался Мишка.
– Водитель грузовика. У него в кузове лежали две автомобильных покрышки, в них он и успел рассовать ботинки, накрыл брезентом, пока я внизу торчал в ожидании мичмана. За несколько минут изловчился, гадёныш, запрыгнув в кузов за какой-то мелочёвкой.
– Повезло вам. А мне придётся искать где-то 72 рубля и 50 копеек, – грустно произнёс Мишка. – Это же месячная зарплата токаря, если его выработка не превышает ста процентов. А пенсия моего отца составляет чуть больше пятидесяти рублей.
Ольшанский уловил мгновенную перемену в душе курсанта, сделавшегося таким же мрачным, когда вошёл в баталерку.
– Не падай духом раньше времени, Кацапов, – с добродушной улыбкой проговорил старшина. – Тебе не придется платить за ущерб, если правдиво ответишь на все мои вопросы.
После последних слов Мишка насторожился. Вопросы ещё не были заданы, а он уже понял, к чему клонит старшина. В голове лихорадочно замелькали мысли. Ему с предельной ясностью стало понятно: Ольшанский предлагает сделку. Мишка усиленно соображал, как поступить. Рассказать всё, как было? Как Тарасенко издевался над ним? Как внутри у него всё кипело и клокотало? Как однажды, сжав кулаки, он едва сдержался, чтобы не ударить инструктора. Или поведать о том, как тот почти ежедневно позволяет унижать Колю Мокроусова, который каждый раз от обиды и безысходности плачет после отбоя, уткнувшись в подушку? Но как будет выглядеть его откровенность со стороны? Торжество справедливости или стукачество? Если второе, то Мишка никогда не доносил на кого-либо и с презрением относится к тем, кто это делает. А может быть, здесь совсем другой случай? Может, сейчас он просто обязан доложить старшему по званию о нарушениях корабельного устава со стороны инструктора? Нет права у Тарасенко отправлять матроса через день на ремень, оскорблять и унижать подчинённого, бить кулаком в живот, проверяя натяжение брючного