Десять железных стрел. Сэм Сайкс
считать жестом доброй воли. Мой наниматель, впрочем, видит в этом утверждение понятия.
Я подняла взгляд.
– Какого понятия?
Джеро мягко улыбнулся в ответ.
– Понятия, что никто не может оказаться вне досягаемости Двух-Одиноких-Стариков. Он был самым могущественным бароном самого могущественного фригольда восточного Шрама. Теперь он просто некто с кучей денег, времени и острой проблемой.
– Бумаги можешь забрать и использовать как заблагорассудится, – продолжил Джеро, указывая на них у меня в руках. – Прошу заметить, что сведения лишь двухмесячной давности – мой наниматель счел безрассудным отдавать тебе все, – однако для твоих стремлений этого должно вполне хватить. Забирай бумаги, отыщи имена из своего списка и прикончи их на относительно скорую руку. – Он фыркнул. – Или…
Он позволил слову повиснуть в темноте, уступая дорогу тишине столь глубокой, что я расслышала, как внутри бежит кровь, как бьется сердце от осознания, что́ я держу в руках. И задалась вопросом, расслышал ли то же самое Джеро.
Потому что острей той улыбки, которой он сверкнул, я в жизни ничего не ощущала.
– Или… что? – наконец спросила я холодно, не дыша.
– Или получи больше.
Он медленно подошел – под ботинками захрустели останки сожженных досок, – пока не оказался достаточно близко, чтобы я смогла увидеть его уже отчетливо.
– Ты могла бы получить все имена из своего списка. Любое, какое захочешь – он найдет. Где бы они ни прятались, кто бы их ни защищал, как далеко бы они ни убежали, Два-Одиноких-Старика способен их отыскать. Он может дать их тебе.
Джеро поднес два пальца к моему лицу. Я его не остановила. Не знаю, почему.
– Ты сможешь отыскать людей, которые подарили тебе это.
Пальцы легонько скользнули по шраму. И тот полыхнул жаром в ответ.
– И ты сможешь подарить им что похуже, – прошептал Джеро. – Много хуже.
И тут я поняла, что Джеро за человек.
Красивое лицо, хитрый язык, острая улыбка – но это не он. Настолько вблизи я различила морщинки, едва заметно разметившие его лицо: на лбу и у рта частенько напряженных, хмурых, у глаз, видевших куда больше, чем следует.
Звучит, наверное, банально – говорить, что я узнаю убийцу с первого взгляда, – но это правда. И не то чтобы я тут катила на него бочку; в Шраме, в конце концов, полно убийц, и несколько – мои добрые друзья.
Не убийство делает человека плохим или хорошим. А то, как он их совершает. И это жестокий факт жестокого мира, что самые подлые, гнусные по ночам крепко спят и легко расточают улыбки. Морщинки Джеро говорили мне, что он не спал крепко уже долго. Кого бы он ни убил, они оставались с ним до сих пор.
А может, и останутся навсегда.
Звучит, наверное, безумно – говорить, что именно поэтому я начала больше ему доверять, – но это тоже правда. И потому я встретила его усталый взгляд и спросила:
– И что он хочет взамен?
Улыбка Джеро померкла. Следом опустились глаза. И вес всех этих убийств