Неон, она и не он. Александр Солин
от непристойных предложений и посягательств, и для нее гораздо важнее ее желания, чем то, каким образом стране это достается. Особенно если она юрист, а ее страна – банкрот. Какое ей, собственно, дело до того, что не может быть прочным общественное здание, в фундамент которого заложена кража! Что ей это угрюмое и прискорбное безобразие, что творится вокруг, если для нее, как для юриста от этого только польза! Ведь лучший друг дантиста – кариес, Касперского – вирус, чиновника – бюджет, а юриста – бестолковое государство. В конце концов, население всегда делилось и будет делиться на два сорта: на тех, кто ждет от страны совершенства (второй сорт) и тех, кто пользуется ее недостатками (первый сорт). Все это к тому, что она была счастливее многих, потому что у нее было свое дело, которое требовало такой же заботы, как и ребенок.
Дело началось еще при Мишке, и было ему имя «Юстиниана». Что ни говори, а такое красивое имя мог придумать только влюбленный мужчина. Все началось с незатейливых услуг по регистрации компаний и сопутствующих формальностей. Девочка-помощница бегала между скромным офисом на Петроградской и Регистрационной Палатой, пока она принимала клиентов и расточала улыбки. Те, кому она улыбнулась один раз, обязательно хотели видеть ее вновь. Спустя некоторое время благодаря Мишкиным связям появились клиенты посерьезней – за консультациями, с исками, с делами для арбитража, и это был уже другой уровень. Она находила и привлекала опытных крючкотворов, хорошо им платила и понемногу училась сама. Вскоре она выиграла свое первое дело в Арбитражном суде. И хотя дело с самого начала представлялось верным, они с Мишкой отпраздновали победу, которая от спортивной отличалась лишь отсутствием зрителей.
Незадолго до разрыва она взяла в штат пожилую, но цепкую Ирину Львовну, с появлением которой фирма приобрела достаточную самостоятельность и плавучесть. К Наташе она, несмотря на скрипучий нрав, относилась по-матерински, к Мишке – по-свойски, не скупясь демонстрировала боевое искусство и, судя по всему, была рада осесть на теплой независимой кочке. Их развод ее огорчил, но отношение к работе и к Наташе она не поменяла. В бытовом смысле она к пятидесяти годам, как большинство одержимых юриспруденцией женщин, превратилась в ванильный сухарь, а в профессиональном – в кремень, способный точными ударами высекать искры унылой злости из противной стороны. В офисе не переводились цветы и конфеты, дня не проходило, чтобы не звучала фраза: «Нам рекомендовали обратиться к вам…». Таким образом, дело два года крепло и кормило, и к моменту разрыва она уже не представляла, как можно идти к кому-то в услужение и месяцами ждать зарплату. Ей приходилось много перемещаться, она пользовалась такси, и следуя своим планам, за полгода до измены получила права. Развод задержал приобретение машины, но не отменил.
Через полтора месяца после ее развода страна зашлась в затяжной падучей по имени дефолт. Казна, погрязшая в долгах, не имела даже средств, чтобы платить по процентам, и люди у руля, успевшие привыкнуть к формуле