Избранные вещи. Алексей Борисович Черных
век
Нахваливал, только сухо
Отметил: тогда человек
Жил лучше, но беден был духом.
Узнав про двадцатый и наш
Двадцать первый, два автора сразу
Решили, что местный типаж
В духовность не верит ни разу.
Был твёрдым джеромовский взгляд,
Сурова Шекспира прищурость.
Вот взять и отправить бы в сад
Всю надтолерантную дурость.
Мрачные осенние размышления перед сном об ином
Иные мы, иные люди,
Иные страны, города…
А вот планет иных не будет –
Для нас не будет – никогда.
Не вся доступна «инота»:
Не будет новых измерений,
Иных вселенных и миров…
Хотя, возможно, некий гений
Чрез пару-троечку веков
Сорвёт с вселенских тайн покров…
Но мы уже к тому моменту,
Забыв о притяженье звёзд,
Как Та́натосовы клиенты,
Былой эпохи рудименты,
Отчалим строем на погост.
А там иные наши взгляды,
Идеи, замыслы, мечты
Куском блестящим рафинада
Истают быстро, как и надо
Под едким действием воды.
И всей кладбищенской среды.
О, чёрт возьми, какие думы
Порой неумный мозг гнетут,
Как шквал пустынного самума,
Успокоенья не дают.
Уснуть теперь – напрасный труд.
P.S. Откуда выйдем мы, куда мы, блин, придём?
Домчимся, долетим или доедем?
Прямой дорогою иль обходным путём
Чрез червоточину в пространственном клозете?
Байрон. ПАМЯТЬ
Свершилось! Видел то во сне:
Надежды луч не светит мне;
Чреду немногих славных дней
Порыв несчастий охладил
И тёмным облаком накрыл.
Любовь, Надежда, Радость, – эй! –
Прощайтесь с Памятью моей.
1806
* * *
Жизнь важней, чем подвалы червонцев.
Позабыв о заботах и грузах,
Мы «идём правее – на солнце,
Вдоль рядов кукурузы».
* * *
Вот какой рассеянный
С улицы Бассейной!
Вместо шапки на ходу
Он надел сковороду.
Самуил Маршак
Вместо шапки на ходу
Надевать сковороду
Нелегко и неудобно,
Глупо, неправдоподобно.
Как её там закреплять?
Будет с головы съезжать.
Будет ручка сковородки
Колотить по подбородку,
А потом, уйдя в полёт,
С головы его падёт
И, скользнувши по дуге,
Больно стукнет по ноге.
Если ж глянуть по-другому,
То приветствовать знакомых
Сковородкою сподручней:
У неё в наличье