Самая страшная книга 2022. Александр Матюхин
вполголоса, задыхаясь от волнения, быстрого шага и какой-то смутной радости. Радости, которая часто бывает на войне, – глубинной и неловкой радости оттого, что беда случилась не с тобой. И тут же, переведя дух, выдал совет:
– Бежать.
И после, вглядевшись в лицо Герберта, добавил:
– Ты же сам все понимаешь. Если бы это был кто угодно, но не полковник Мортон…
Эту фразу Герберт и сам катал под языком все утро, катал, как кусок жилистого мяса, оставшегося во рту после еды. Если бы это был не полковник Мортон…
О Мортоне ходили разные слухи. Поговаривали, что его судили в Вест-Индии за издевательства над рабами на плантациях, но тот суд так ничем и не закончился. Потом он якобы сидел в знаменитой Флитской тюрьме за истязания пленных, однако недолго – Короне понадобились опытные офицеры, едва на континенте вновь заполыхала война. В испанской кампании он, как говорили, запарывал солдат до смерти. И даже здесь, в Бельгии, рассказывали, как Мортон заставил выдать провинившемуся пехотинцу ровно триста плетей, и, хотя тот потерял сознание уже после второй дюжины, полковник лично приводил его в чувство и командовал продолжать наказание, содрав с несчастного всю кожу от затылка до ягодиц.
Никто, ни один солдат, сержант или офицер, не хотел попасть под прицел ледяных глаз полковника. И хотя Герберт ни разу не заслужил внимание Мортона, он прекрасно понимал, что чувствует кролик при виде удава.
А теперь он, Герберт, оказался тем самым, кто изуродовал лицо полковника и вырезал ему зубы. Его нож стал уликой. И сколько у него осталось времени до того, как Стоун опознает и найдет хозяина этого приметного ножа – час, два?
Эдвард был прав. Бежать.
С дезертирами на этой войне обходились просто – их расстреливали. Но лучше честно и быстро умереть от пули перед строем, чем… Об этом Герберт предпочитал даже не думать.
Он быстро, стараясь занять делом трясущиеся руки, перебрал пожитки. Ружье, конечно, придется оставить. Как и ранец – с ним он даже не выйдет из лагеря, часовые сразу заподозрят побег. Форма приметна, но с этим пока ничего не поделать. И жаль, чертовски жаль, что им запретили отращивать усы и бороду – их можно было бы сбрить и тем самым резко поменять внешность.
– Герберт Освальд! – раздалось над самым ухом. – Есть здесь такой?
Герберт почувствовал, что мир сейчас поплывет под ногами. Он-то надеялся на час или два… Оглянувшись на голос, он споткнулся о взгляд Эдварда. Тот сделал большие глаза, мотнул головой в сторону. И тут же откликнулся:
– А кто спрашивает?
Посыльным оказался смутно знакомый коротышка, мелькавший при штабе полка. Он повернулся к Эдварду и ответил:
– Капитан Стоун приказал явиться. Немедленно. Это ты Освальд?
Эдвард медлил, давая товарищу время. И Герберт, хватаясь за шанс, деревянно встал и с фальшивой неторопливостью пошел прочь. Сердце прыгало и гнало припустить бегом, но он сдержался. И не оборачиваться, ни в коем разе не обернуться, хотя затылок горел, будто его жгло солнце.
А там,