Новобранец. Андрей Мисюрин
напоследок надышаться перед смертью. За спиной, стало быть, находился где-то Уренгой, а далеко впереди был город Ужгород, который, по недоразумению, довольно скоро после этой Колиной поездки превратился в иностранный. За Помарами проехали белёсый лес, припудренный цементной пылью, и вот уже зона тайги закончилась, миновали один холм, другой, – вот и Казань. Да, был ещё и Зелёный Дол, на платформу которого Коля выходил поразмять ноги. В это время у поезда прогуливался и разминал ножки гастролирующий театр лилипутов. Лилипутки состроили Коле свои сильно подведённые глазки, и студент на космической скорости убежал в свой вагон, чтобы не заложить неподобающий призывнику любовный вираж.
В Казани были вкуснейшие горячие беляши по шестнадцать копеек штука, остро отдающие степными травами, которые ела при жизни та баранина, что пошла на начинку. Был и знаменитый рассыпчатый чак-чак, сладкий и липкий от мёда, отдающий всё той же бараниной. Увидел Коля побелённый извёсткой Кремль с шатровым главным собором, цветные старые дома с лепниной, давно не крашеные, похожие на частично облупленные в процессе поедания пасхальные яйца.
Купив билеты до Куйбышева и сдав свою тяжёлую ношу в камеру хранения, Коля сел на лавочку в привокзальном сквере. До посадки на следующий поезд было ещё около трёх часов. Коля раскрыл купленный в ларьке неподалёку журнал "Чаян" – татарский аналог "Крокодила" – и стал рассматривать карикатуры.
На другой конец лавочки села интеллигентная пара: сначала невысокая полная дама лет сорока в розовой пляжной шляпке из витого шнура с пришпиленной к ней пластмассовой ромашкой, и, минут через десять, к даме присоединился товарищ в клетчатой рубашке, в оттопыренном нагрудном кармане которой торчала начатая пачка сигарет "Прима". Товарищ этот был в мятых чёрных брюках с лоснящимися коленками и без шляпы вообще, но зато с двумя коричневыми бутылками пива "Жигулёвское". Мужчина открыл пиво при помощи поцарапанного обручального кольца из дутого золота; для этого он возложил окольцованную правую руку на горлышко каждой из бутылок, подцепил крышку острым краем символа любви и верности и – вуаля! – чпок, пиво готово к употреблению. Дама и товарищ пососали каждый свою бутылочку, не спеша опорожнили их, слили пену и аккуратно сложили пустую тару в сетчатую красную авоську, – видимо, чтобы дать бутылкам, как в наше время Илон Маск своим ракетам, шанс на вторую или даже третью жизнь. Потом мужчина в клетчатой рубашке спросил у Коли: "Сколько время?" Коля ответил. Потом товарищ сказал всем сразу: "Ух, жарко!" Коля не ответил, а дама хихикнула. Потом вся компания посидела минут пять молча, только Коля шуршал страницами журнала, а любитель пива позвякивал бутылками, перекатывая их в авоське. И вдруг товарищ сказал своей даме:
– Пойдем, поебёмся!
– Нет. Не хочу.
– Пойдём. Делать всё равно нечего.
– Ну ладно, пойдём!
И они ушли.
Коля поразился такой простоте и искренности отношений жителей