Новобранец. Андрей Мисюрин

      Густая к небу поднималась пыль.

      А лето было безнадёжно жарким,

      Деревья никли, плавился асфальт.

      Отец вошёл, и за его спиной

      Теснились звёзды, солнце и луна,

      Пыль Азии, ковыль и подорожник,

      Полынь горчила и сладил чабрец,

      И шли неторопливые верблюды,

      И женщины закутывались в шёлк,

      Мужчины громко брякали железом,

      Кузнечики смешные стрекотали

      И квакали весёлые лягушки.

      Портфель он бросил на пол и в охапку

      Схватил своих заждавшихся детей.

      О, Господи! И как же мы смеялись,

      Разглядывая жирное пятно

      На жёлтой коже пыльного портфеля!

      Портфель был брошен далеко на полку,

      И там его на много лет забыли.

      Он там лежал, пока не почернел.

      А мой отец ушёл, не оглянувшись.

      И на земле, столь горячо любимой,

      продолговатым проступил пятном.

      Эпизод с шоколадом произошёл, когда Коле было года четыре, и вся семья жила в так называемом "Зелёном доме" на улице Карла Либкнехта. Двор этого дома был отделён от остального пространства города высоким кирпичным забором, вернее, даже стеной. Единственные ворота, ведущие во двор, надёжно охранял милиционер, так что проживавшие в этом доме номенклатурные работники и их семьи могли не беспокоиться, что их постигнет советская действительность во всей своей красе. Но в этой стене было небольшое отверстие, – сквозная выбоина, через которую легко проходили кошки и проползали четырёх-пятилетние дети. Николаю запрещали пролезать через эту дыру, чтобы его не украли цыгане, которые, действительно, часто ходили по улицам этой старой части города. Так вот, Коля специально часами лежал в этой дыре, ногами наружу, чтобы цыгане его украли, и тогда бы он отправился в странствие вместе с этим весёлым и свободным народом. Но цыганам Коля не понадобился. Возможно, они знали, что он ещё пригодится Советской Армии.

      Когда Коле исполнилось пять лет, работу родителей – пединститут мамы и обком партии папы – перенесли в новую отдалённую часть города. Семья переехала в хрущёвскую пятиэтажку, так как папа не был особо придирчив в вопросах недвижимости и любил жить по-походному. Любимая его песня – "Прощай, труба зовёт, солдаты в поход, командиры впереди". Не стал он мучить себя ожиданием, когда же построят и сдадут в благородном старом Жилгородке коттедж на две номенклатурные семьи, и переехал с семьёй в первое жильё, что освобождалось. Оказалось, что папа сделал прекрасный выбор с точки зрения создания комфортных условий для формирования характера своих сыновей и для того, чтобы им было что вспомнить из своего детства. На новом месте братья завели себе очень много колоритных друзей. Милиционер уже не охранял двор, в котором Коля прожил от пяти до двенадцати лет. Дело в том, что жители этого двора и ещё двух соседних совсем не нуждались в милицейской охране. Наоборот, весь город следовало защищать от некоторых резидентов этих дворов. Это были знаменитые "Дикие дворы" Актюбинска, народное название которых весьма красноречиво и отражает суть.