Семнадцатая руна. Ольга Рёснес
двенадцатилетнего ребенка напоминает:
– Только никому не говори, я покажу тебе еще кое-что…
Трактор медленно ползет обратно, сворачивает к почтовым ящикам, тащится вдоль железной дороги… и вот он снова тут, только с другой стороны забора, и пламя костра лижет ветви берез, обволакивая густым дымом клеверную лужайку.
Во двор незаметно прокрадывается, перелезая через каменную межу, самый близкий, ближайший сосед, тот, что продал Герд эти руины. Он видел все из окна, и ему любопытно, как пойдет дело дальше. Хотя он знает и так: этим двоим, Харальду и Герд, тут не жить. Он продал им руины вовсе не для жизни – тут никто не живет уже двадцать лет – но исключительно ради своей же забавы: что может радовать больше, чем ежедневное наблюдение чьих-то мучений. Сидишь у себя на кухне с чашкой кофе и ванильным кексом, смотришь в окно, как эта… как ее там… как она таскает из ручья воду, поставив ведра на тележку, как стирает на крыльце белье… делать ей больше нечего. И это ведь он, Ларс Бондевик, так ловко все придумал: выкупил долг у жившего когда-то на руинах наркомана, и тот съехал, оставив землю Ларсу. Всего каких-то тридцать тысяч, не долг, а должок, и он надежно хранится теперь в банке, потихоньку обрастая процентами. И кому же в конце концов придется платить? Разумеется, ей… как там ее… Должно быть, она долго копила свои пенсионные гроши, эти полмиллиона, чтобы отдать их Ларсу за этот ни на что не годный пустырь. Тем самым она оплатила Ларсу отпуск в Тайланде и покупку дачного фургона, вмещающего сразу штук восемь приятелей вместе с раскладными стульями и койками, в основном, как и сам Ларс, охотников. И надо ей прямо сейчас, пока еще дымит возле забора костер, посоветовать пропускать Кнута через двор, а самому наблюдать из кухонного окна, что будет…
9
В пригороде Осло появился одинокий, совсем еще молодой волк. Его видели возле мусорных баков и возле гаражей, и чья-то собака пыталась облаять его, должно быть не понимая, что этот зверь – дикий. Это явно плохой признак: волк среди людей. Это значит, что с людьми что-то не так и надо срочно принимать меры… хотя какие тут могут быть меры, кроме отстрела. Правда, кто-то уже выяснил, что волк этот вовсе не местный и скорее всего прибыл издалека, рванув прямиком через шведский лес, и если вдруг ему удастся найти себе подругу, чужие гены пойдут только на пользу потомству. Это обстоятельство притормозило наметившуюся уже было охоту, и серый чужак беспрепятственно проник дальше, в глубь крестьянских угодий, наполненных запахом овец, коз, коров и лошадей. Ему бы, одинокому, прибиться к волчьей стае, но волков отсюда давно уже выгнали на безлюдные горные склоны, где специально для них существуют олени, косули и лоси. Быть волком среди людей куда хуже, чем человеку быть среди волков. И волк это знает и потому обходит стороной дворы, где у каждого есть ружье и сторожевая собака. Собаку можно загрызть, и тогда – только бежать со всех ног, слыша позади себя выстрелы и матершину. И тот, кому посчастливится всадить серому пулю в загривок, непременно наступит ногой на окровавленный бок и бросит своему голодному псу все еще теплое волчье сердце.
Как раз