#РОМЕОИДЖУЛЬЕТТА В ДВУХТЫСЯЧНЫХ 43 секунды любви. Винченцо Инченцо
окно; меня охватывает страх, что всё, что существует снаружи, исчезнет, что, поток воздуха унесёт видение тебя, как если бы твоё присутствие было частью стекла, застрявшего внутри рамы, а горячее моё дыхание нарисовало его на поверхности. Я ненавижу улыбки монаха Лоренцо, которые выступают на его лице только для того, чтобы приукрасить ложные надежды.
«Становится лучше, определенно, становится лучше». Лучше, чем что? Гематологические показатели говорят сами за себя. Если уровень гемоглобина не падает до значений от 7,5 г/дл и 9 г/дл, или количество нейтрофилов не достигает значений от 0,75 x 109/1 и 1,0 x 109/1, суточная доза Ретровира не может быть уменьшена. Короче говоря, мой костный мозг не восстанавливается.
Монах Лоренцо с силой двигает эти холодные провода, которые являются моими ногами, поднимает меня, заставляет пить таинственные зелья. Он говорит быстро, шепотом.
Официальная медицина больше не понимает меня; я вверяю свою жизнь этому монаху и его ядам.
Начинается массаж – единственное время, когда я могу отрешиться от себя; я чувствую себя изнеженным, умиротворенным. Пока монах Лоренцо здесь, враг, как дьявол на пороге церкви, не сможет продвинуться вперед. Дьявол. В коридорах интерната он маскировался под иезуита. У него был синий галстук директора, густые щетинистые усы смотрителя, волосатые родинки, как у матери настоятельницы.
Я вижу себя со спины в общежитии интерната, стоящим на коленях перед изголовьем кровати и читающим вечерние молитвы. Двухъярусные кровати, пол, выложенный плиткой, этот кислотный желтоватый свет. Я прищурился, чтобы определить местонахождение сердца в моей груди, как поле силы, стремящееся к величайшему Божьему приёму. «Я не попаду в ад, – повторял я про себя, – я не попаду в ад!» Свет в комнате внезапно померк, и чьи-то тяжелые ботинки ушли вместе с моим спокойствием. Комплиментарные голоса и зловещие улыбки перескакивали между кроватями, скрип пружин, шелест простыней в темноте множились; Тебальдо, старший из мальчиков интерната, заставлял меня совершать акт мастурбации каждый вечер, угрожая вилкой, украденной из трапезной; я пытался думать о своей руке как о чем-то другом, кроме себя, в то время как я ускорял это навязчивое движение вверх и вниз по его органу.
Я с тревогой следил за учащением его дыхания, на слух запоминая удары наизусть, пока крючковатый нос Тебальдо указывал на потолок в поисках концентрации, которая даст ему последний толчок для взрыва наслаждения. Он подул нижней губой на свой ржавый хохолок и напряг все нервы, злобно положив руку на мою руку, чтобы улучшить движение и управлять напряженным моментом эякуляции. Много ночей, повторяя это действие, я думал, как хорошо было бы засыпать без страха и о том, каково будет его семяизвержение. Это жидкое, смешанное и плотное тепло, вторгшееся в мою ладонь, в отвращении и дискомфорте, было моим освобождением до следующей ночи. В ночь, когда они обнаружили нас, наказали обоих. Тебальдо больше не удовлетворялся тем, что он всегда просил от меня, и хотел, чтобы я взял его член в рот. Я уронил стул и кувшин с водой, чтобы привлечь