Исповедь сумеречного беглеца. Yako Darrel
со стороны, слегка оттеняя громкий звон в ушах.
– Лейтенант жив! Но тяжелый!
– Он был в сознании, а ты нет.
– Мы думали тебя, положили.
– Мы тебя уже осмотрели!
– У тебя контузия, проникающих и сквозных ранений нет.
– Слышишь, Славка? Мы подошли вовремя!
Я уперся руками в землю, повернулся на бок и ухватив тяжелую ветку дерева, начал вставать.
– Серый, помоги!
Молодой сержант стоял передо мною в грязном и вонючем хаки и упершись ногами в скользящую, липкую, как смола глину, помогая мне встать на ноги.
Рауль занимался перевязкой Сэма. Глаза Родригеса были закрыты, учащенное дыхание выдавало большую потерю крови.
– Вадя приготовь переливание, у меня с ним одна группа крови.
– Кэп ты сдурел, какая группа крови, у тебя ее почти нет, у меня такая же!
Я посмотрел на него колючей улыбкой и оголил клыки.
– Вадя, он мне жизнь спас. Это то малое, что я могу для него сейчас сделать!
– Ладно! Как скажешь! Серега, готовь сменные иглы для двух доноров.
Через полчаса мы начали подъем на холм к вертолету. И, если раньше это заняло бы пятнадцать минут, то сейчас нам понадобилось что-то около часа. Вертушка была жива, здорова и улыбалась нам обеденным солнцем, которое отражалось в больших глазницах передних плексигласовых обтекателей.
– Кэп, как самочувствие, сможешь?
Вадим участливо смотрел на меня, помогая закрепить пятиточечные ремни.
– Лететь это не пешком! Да, лошадка?!
И моя ладонь ласково потрепала панели приборов «Хьюи».
– Как там Сэм?
– Все нормально?
– Пришел в себя! Но дышит неустойчиво!
– Передай ему, когда очнется, что теперь у него точно есть два кровных брата.
Вертушка нехотя, как молодая изголодавшаяся без секса женщина, слегка взвыла от удовольствия. Раздался томный стон двигателя и пропеллеры начали набирать обороны. Я упорно щелкал тумблерами продолжая программы запуска, регулировал педали путевого управления, координировал ручку оборотов «шаг-газ» и ручку управления циклическим шагом.
Давление лопастей срывало с ближайших веток веселящихся птиц, разгоняло серый и пыльный туман пожарища и сталкивало с небольшого обрыва два неприкаянных обезображенных трупа. Теперь двигатель набрал обороты и вышел на режим.
Я оглянулся назад и посмотрел на своих пацанов. В заляпанном дерьмом грузовом отсеке сейчас сидели и лежали измазанные чужой и своей кровью, дымом взрыва и пожарищ, мои бойцы, мои братья.
Все были живы, и теперь они расслаблено улыбались. Фляги с водою и спиртным гуляли из рук в руки по салону. Мы делали большие глотки и, попеременно, поливали свои разгоряченные, закопченные лица. Я тоже сейчас улыбнулся сам себе и тому счастливому чувству жизни, которое нас всех переполняло.
– Все, взлетаем пацаны!
– Взлетаем!
Вертушка уходила в ночь в закат пробивая грозовые облака и подставляла, как молодица, заходящему и теплому еще солнцу,