Вокруг Москвы. Путеводитель. Алексей Митрофанов
памятник Марксу и Энгельсу, уютною сидящим на лавочке в Петрозаводске, местные жители так и прозвали – «Рунопевцы из Мытищ», в честь места своего появления на свет.
Своего рода мытищинским курьезом было здешнее Потребительское общество. Сохранился документ – письмо, направленное его Правлением Владимиру Меллеру, московскому фабриканту несгораемых шкафов: «27 октября сего 1904 года приобретенный у вас несгораемый шкаф подвергался в нашем магазине в Мытищах в большом двух-этажном доме двоякому испытанию, во-первых, посредством огня, а во-вторых, по отношению ко взлому. Возник большой пожар, который длился более суток и уничтожил все здание. Шкаф был накален до крайних пределов, и мы не рассчитывали на сохранность содержимого в нем. Представьте же себе наше удивление и радость, когда после пожара и после пяти часов тяжелой работы лучших механиков Московского Акционерного Общества Вагоно-Строительного завода вскрыли этот шкаф и все содержание его оказалось в целости. Все без исключения: документы, значительная сумма денег, страховые квитанции оказались без повреждения, даже внутренняя окраска шкафа оказалась совершенно исправною».
Оптимизм погорельцев заслуживает уважения.
Первые сведения об этом месте относятся к XVI столетию. Здесь была застава и «мытная изба», откуда, собственно говоря, и пошло название. Развитию Мытищ послужил и тот факт, что этот населенный пункт находится на пути к Троице-Сергиевой лавре, месту традиционного паломничества москвичей. Паломники устраивались тут на кратковременный отдых, что, безусловно, способствовало развитию мытищинской инфраструктуры. Знаменитая картина В. Перова «Чаепитие в Мытищах» ярко демонстрирует подобный эпизод.
Этот ритуал был подробно описан Иваном Шмелевым: «А вот и Мытищи, тянет дымком, навозом. По дороге навоз валяется: возят в поля, на пар. По деревне дымки синеют. Анюта кричит:
– Матушки… самоварчики-то золотенькие по улице, как тумбочки!..
Далеко по деревне, по сторонам дороги, перед каждым как будто домом, стоят самоварчики на солнце, играют блеском, и над каждым дымок синеет. И далеко так видно – по обе стороны – синие столбики дымков».
Радостно было паломникам. Но, к сожалению, радость омрачалась своеобразием здешних ночевок. Тот же Иван Шмелев писал: «Я просыпаюсь от жгучей боли, тело мое горит. Кусают мухи? В зеленоватом свете от лампадки я вижу Горкина: он стоит на коленях, в розовой рубахе и молится. Я плачу и говорю ему:
– Го-оркин… мухи меня кусают, бо-ольно…
– Не мухи… это те, должно, клопики кусают. Изба-то зимняя. С потолка никак валятся, ничего не поделаешь. А ты спи – и ничего, заспишь».
Кстати, художник Суриков, когда работал над «Боярыней Морозовой» специально переехал из Москвы в Мытищи – чтобы иметь перед собой в значительном количестве типажи «божьих людей». Он признавался: «Самую картину я начал в 1885 году писать в Мытищах, жил в последней избушки с краю. Все с натуры писал: и сани, и дровни».
И людей, разумеется.
А купец Николай Варенцов вспоминал: «Весь путь в Лавру