Пытка никогда не кончается. Андрей Дашков
очень редко, мне удается ее сбросить. Обычно это происходит по ночам. Меня терзает бессонница, и все же рано или поздно я проваливаюсь в сны, вернее, Хозяин сталкивает меня в эту пропасть. Не знаю, что хуже. В тяжелых и коротких, как удары колокола, сновидениях есть что-то пророческое – я знаю это, но не могу доказать даже самому себе. Во всяком случае, после пробуждения у меня остается отчетливое ощущение, что нынешнее благоденствие – лишь затишье перед бурей, которая закончится так плохо и неминуемо, что смерть покажется избавлением. Хозяин позволяет мне проснуться, прежде чем я увижу самое худшее. На свой счет иллюзий не питаю – подобную «заботу» он проявляет всего лишь для того, чтобы его живая игрушка не свихнулась раньше времени. Такая опасность существует, ведь я догадываюсь о причинах происходящего. Все началось (точнее, для нас все кончилось, хотя мы об этом еще не знаем), когда появились они. Кто же виноват – мы сами открыли этот пифос Пандоры. Я предпочитаю говорить о них, используя самые невинные и безликие из возможных слов. Но есть еще и невозможные…
Это по-настоящему омрачает мои ночи, лишает отдохновения, опустошает душу. Страх. Куда денешься от него? Все боятся. Боятся смерти, жизни, прошлого, будущего, рабства, свободы. Боятся одиночества, неизлечимых болезней, унижений, старости, инвалидности, нищеты, тюрьмы. Черный поток, в котором мы барахтаемся от колыбели до гроба, никогда не иссякает. Но тот, кто лепил человека, проявил ограниченное милосердие хотя бы в том, что один страх заглушает все остальные. Вот горькое лекарство, без которого существование превратилось бы в непрерывный кошмар…
Телефонный звонок вырвал меня из внетелесного парения и вернул в материальный мир, где я первым делом столкнулся с проблемой переполненного мочевого пузыря. Отправившись в туалет, я по пути слегка постучал костяшками по аппарату и пробудил Ингрид от транса, в который ее ввело созерцание туалетов от Генриха ван Лаака.
У меня не было желания разговаривать по телефону, особенно со вдовой Циммерманн, которая ежедневно осведомлялась, как идут дела с розыском похищенных у нее фамильных драгоценностей. Стыдно признаться, но драгоценности вдовы я уже разыскал. Для этого достаточно было найти недавно уволенного ею слугу Бруно и совсем чуть-чуть надавить на него. Сейчас побрякушки лежали в моем сейфе, и я собирался продержать их там еще хотя бы несколько дней. Учитывая, что старушка платила мне десять рейхсмарок в сутки, вы поймете мое желание потянуть время. Если же вам покажется, что такое поведение немного противоречит моему девизу в части «оперативности», то попробуйте как-нибудь сами выбраться с Грюнерштрассе в район парка Брозе и найти в тамошнем муравейнике за менее чем недельный срок человека, который не очень хочет, чтобы его нашли. Уверяю вас, какая-нибудь сотня рейхсмарок (не забудьте о стоптанных подошвах, истертых покрышках и сожженном бензине) – по любым меркам божеская цена. И вполне посильная сумма для богатой вдовы.
Но