Пытка никогда не кончается. Андрей Дашков
ширму. Первозданная тьма окутала меня, пол ушел из-под ног, но оттуда проваливаться уже было некуда.
Я очутился в Послесмерти.
Посветлело. Меня окружали сумерки, каких никогда не бывает там, где день сменяется ночью. Вообразите себе мир, одновременно отлитый из свинца и слепленный из пепла, многообразно серый, не теплый и не холодный, на ощупь разный… и одинаковый, немного липкий, но легко стирающийся. Словно прикасаешься не к предметам, а к памяти о них, спрятанной в кружевных лабиринтах коры высохшего мозга. Вот именно – памяти, а память всегда подводит.
Я вышел из-за ширмы, стараясь не смотреть в ту сторону, где находилось место Ингрид. Мой кабинет, да не совсем. Я потянулся к карте, висящей на стене. Руки прошли сквозь нее и нащупали дверцу сейфа, который открывался не так, как тот, другой, в настоящем кабинете. (Или настоящий – этот? Мое мнение на сей счет меняется в зависимости от того, где я нахожусь.) Пальцы набрали комбинацию на панели кодового замка. Сейф бесшумно открылся. Я взял из ячейки предметы, которые могли пригодиться в моей работе, но лучше бы не пригодились. Все-таки я предпочитаю грезить без риска для жизни. Закрыл сейф и рассовал предметы по карманам, а кобуру прицепил на брючный ремень под пиджаком.
На столе стояла початая бутылка киршвассера. Бутылка была открыта, однако жидкости в ней с прошлого раза не стало меньше. Я хмыкнул и сделал пару глотков. Знакомый, непреходящий вкус. И привкус знакомый. Но в кабинете появилось кое-что новенькое – афиша на стене. Полудюжина аппетитных девиц представала в образе валькирий на сцене какого-то кабаре. В их вызывающе накрашенных, утрированно грозных лицах и картинных воинственных позах мне почудилось что-то зловещее – как будто эта невинная пародия могла отбросить преувеличенную тень и впрямь вызвать дев-воительниц, чтобы те собрали кровавый урожай. Надписи на афише были выполнены готическим шрифтом – действующие лица, адрес казино и дата премьеры: 1 сентября 1939 года. Стало быть, дела прошедшие. На всякий случай я порылся в памяти – не случилось ли чего-нибудь важного в тот день, – но так и не вспомнил. Иногда мне кажется, что всякий раз, перемещаясь сюда, а также при каждом возвращении, я весьма избирательно утрачиваю фрагменты воспоминаний. Это меня тревожит, впрочем, не слишком сильно. Кто бы сохранил рассудок или хотя бы нормальный сон, не обладая счастливой способностью забывать?
И все же. Что-то безнадежно ворочалось в мозгу, словно замерзающий нищий под запертой дверью. 1 сентября 39 года. Бесполезно гадать, что это означает. И спросить не у кого. Разве что у секретарши? Но вспомнив, как выглядит Ингрид в Послесмерти, я лишь поежился и прошел мимо нее, по-прежнему старательно отводя взгляд. А вот существо, сидевшее за печатной машинкой, взгляда не отвело, и я ощущал его кожей под тканью костюма, будто прикосновение кисти, смоченной в слабой кислоте. Я шкурой и нутром чуял: существо ждет, когда я совершу ошибку или нарушу контракт. И будет ждать вечно.
Я спустился по темной лестнице. Избавившись от взгляда Ингрид, почувствовал себя гораздо лучше. Началось