Перестройка. Игорь Гатин
в каком направлении плывёт. Да и плывёт ли вообще. Потом он впал в зыбкое забытьё, из которого его выдернули жёсткие сильные руки. Женькины руки. Тот вытащил его на берег. Надавал по щекам, растёр собственной тельняшкой, которую носил после службы в морской пехоте, и одел. Всё это время он приговаривал: «Ну, мудак, ну, мудак…» Затем Женька закинул его руку себе на плечи и фактически потащил к неприметному строению невдалеке. Ромка механически перебирал ногами, то и дело норовя сползти на песок. Строение оказалось небольшим пляжным барчиком, на удивление работающим и совершенно пустым по случаю непогоды. Там Женька усадил его на лавку возле стены, а сам двинулся к стойке, за которой скучал одинокий бармен. Выслушав Женьку, бармен неожиданно проворно задвигался, и уже через пару минут они вдвоём вливали в Ромку обжигающий кофе, немилосердно разбавленный коньяком. Результат не заставил себя ждать. Одеревеневшее Ромкино тело мгновенно и глубоко расслабилось, так что он безвольным кулем сполз на пол. На штанах при этом появилось большое мокрое пятно. Заострившиеся скулы слегка порозовели, а в глазах появилось осмысленное выражение. Дальше его подняли, вновь усадили на лавку и крепко накатили коньячку – уже без кофе и все вместе, включая бармена, который очень гордился тем, что спас человека прямо на рабочем месте. Ромка хоть и пришёл в себя, но мало, что соображал, мгновенно опьянев и поводя вокруг безумным взглядом. И только Женьку почти не забирало, и он, нет-нет, да приговаривал: «Ну, мудак, ну учудил…»
Вечером они сидели на качелях детской площадки, на которой кроме них никого не было, и некурящий Ромка курил. Он пытался затягиваться «в себя» и не знал, получается ли у него. Докурив сигарету, он затушил бычок об руку и решил, что первым додумался до такого оригинального способа тушить душевные пожары. Чувство было сильным, всеобъемлющим и по-своему даже приятным. Он бередил душевную рану, представляя, как это всё у них происходило, в сознании рисовал подробности и через боль испытывал странное удовлетворение. Воображение услужливо подбрасывало всё новые и новые картины. Странно выпуклые и почти осязаемые. Процесс оказался щемяще увлекательным и грозил стать бесконечным, учитывая, что у ног стояла начатая бутылка портвейна. Вмешался Женька, отобрав очередную сигарету. Ромка подчинился, про себя пожалев товарища, который, по его мнению, не жил, а существовал, не испытывая чувств, ради которых только и стоило появиться в этом грешном примитивном мире. Жалость к себе перетекала в безысходность, которая так и подмывала поделиться и поведать о своём несчастье всем живущим на Земле. А впрочем, разве в состоянии они понять, мещане! И желание поплакаться на плече причудливым образом трансформировалось в желание дать в морду. Да хоть бы и любому вон из той шумной компании, что разместилась на спортивной площадке невдалеке и явно повышает градус. Периодически некоторые на них посматривают. «Я вас отучу надеяться на численное превосходство! Как же она могла?!» Он верил.