На обочине времени. Владимир Соболь
столешницей и креслом.
Я понял, что пришелся ей совершеннейшим образом поперек. Уже начал сочинять фразу поядовитее, дабы откланяться поэлегантнее, но тут зазвякал один из трех телефонов, выстроившихся углом на краю стола. Я не понял какой, но начальница схватила нужную трубку безошибочно. Желтый и красный молчали, а в зеленом что-то зажурчало.
– Да, я… Только ввалилась… Ужасно… Таких еще не было… Сама не знаю, вот Ежиков мне сейчас все объяснит… Какого-то паренька привел… Слушай, перезвони позже, у меня сейчас люди сидят… Да, здесь… Вилен Николаевич, – она протянула трубку спутнику, – это технологи. Опять клянчить будут. Не поддавайся.
Вилен Николаевич поднялся, взял трубку и отошел в сторону, насколько хватило шнура. Ему было лет сорок, но через всю голову, от лба до затылка, уже бежала широкая блестящая дорожка, разделяя два волосяных островка. Спина у него была могучая, впрочем, ватник всем добавляет размера в плечах.
Провоторова снова обратилась к Ежикову, уже усевшемуся на стул, а я остался у косяка, прижимаясь к откинутой створке. Но чувствовал себя повольготнее, поскольку уже успел сообразить, что говорят-то вовсе не обо мне.
– Сегодня мы с Суркисом отчитывались. Я сообщаю, что концентрация паров серной кислоты больше нормы в одну и шесть десятых раза. Он на меня – откуда столько?! Ну я, по-доброму, по-хорошему, его успокаиваю – должно быть, говорю, от соседей нанесло. Так он сел аж по стойке смирно и знаешь, эдак, карандашиком постукивая: я вас попрошу, Наталья Геннадьевна, впредь сообщать мне только наши данные. Ну, думаю, раз ты так, то и я эдак. Подождала паузу и тоже ему, под карандашик: мол, на молекулах, товарищ генеральный директор, не написано какая наша, а какая с чужого производства!..
И она вдруг коротко подхихикнула, сняла очки и протерла стекла белым шарфом, оставшимся лежать тут же, поверх стопочек канцелярских папок.
– Нет, вот ты мне объясни – их что там, партиями штампуют?! Таких вот – ровных, гладких и тупых!.. Ну ладно, хватит об этом, а то ведь заведешься, так не остановишься… – Она резко, ребром ладони рассекла перед собой крест-накрест серый и плотный воздух. Все трое уже дымили, я же, как новенький, пока воздерживался. – Показывай, с чем пришел. А главное – с кем. Вот ты, не знаю пока как зовут… Боря… Закрывай дверь и садись на диван. На девочек еще наглядишься. Если, конечно, захочешь. И если мы захотим.
Мебель в кабинете была не канцелярская. Огромный двухтумбовый деревянный стол и напротив него такой же древний диван, с валиками по бокам, туго обтянутый таким же дерматином, что и дверь. Я оттолкнулся от пола и по скользкой обивке прополз к стене. Помнится, что никак не мог сообразить в тот момент – забавляют ее манеры или же раздражают. Да и, в общем, достаточно долго не мог разобраться.
– Ну что – это я вижу, и это я вижу… – Сдвинув очки на лоб, она быстро пролистала документы, которые ей передал Ежиков. – А вот этого не вижу. Где диплом?!
Вернув очки на место, она уставилась