Кантилена для мертвеца. Мистическая драма. Номен Нескио
И к своему стыду, я совершенно не вижу себя в роли отца семейства. Но, наверно это и к лучшему, чем нянчить детей вечно ледяными руками. Взрослые, так и те буквально вздрагивают от моего прикосновения.
Он горячо подул на ладони и принялся тщательно растирать плечи, ощутив через какое-то время приятную волнообразную теплоту, прокатившуюся по телу.
….
– Я хочу воздвигнуть себе памятник!
Внезапно последнее предложение было произнесено вслух, на вдохе, полушёпотом, от чего Гоголь даже поморщился и невольно оглянулся, чтобы убедиться в отсутствии свидетелей столь откровенного признания.
Комната была пуста.
– Гордыня – смертный грех…. Ишь ты…. Памятник себе захотел…. Однако эта мысль не оставляет меня. Для чего я пишу? А вот Пушкин…. В свете ходили слухи, что огромные карточные долги иногда заставляли его творить поистине нетленные произведения. То есть, проигрался в пух какому-нибудь секунд- майору и сразу за перо. А после раз и готово. Извольте получить, коли должен…. Господи, откуда это?
Николай Васильевич несколько раз резко встряхнул головой. Это были неприятные мысли, осознавая при этом, какую роль в его жизни сыграл Пушкин. А ведь некоторые завсегдатаи салонов не упускали случая посплетничать в присутствии Гоголя, зная, что он был вхож в круг близких знакомых великого поэта. Но вот уже как минуло 15 лет со дня его смерти, и непогашенные долги оплачены самим Государем-Императором. Однако ж, находятся такие, что даже из смерти и жизни его близких, готовы слепить анекдотец.
– А я всё…. Нет планов, нет сюжетов…. Нет желания уехать…, уехать без определённой цели, просто так, вперёд, по дороге, начать всё заново, как было раньше…. А теперь вот…. Пустота…. Безысходность…. Это страшно, когда нечего сказать своему читателю, нечем удивить. Даже главный мой труд не принёс мне удовлетворения. Да и был ли он главным? И будет ли? Может, стоило посвятить себя какому-нибудь департаменту, да пописывать на досуге статейки? Глядишь, и не было бы столь мрачного финала.
***
От порыва ветра, ставня громко стукнула о стену трактира. Гоголь вздрогнул и вновь стал пристально всматриваться в окно. Часть постоялого двора огороженного забором, изгибающаяся дорога, убегающая через убранное поле, ощетинившееся стернёй к какому-то серому строению, а далее в лесные околки.
И вдруг, сквозь залитое стекло, он увидел удаляющиеся от трактира через поле в сторону леса, две фигуры. Это был всадник, что величественно восседал на огромном коне, а за ним, на некотором расстоянии шёл человек, одетый ну совершенно не по погоде. Было видно, что каждый шаг давался ему с трудом. Пеший иногда взмахивал руками, словно старался удержать равновесие. Он был похож на деревянную куклу, благодаря нескладности в движениях и стоявшей ледяным колом одежде.
Николай Васильевич замер:
– Серафим…, да куда же это…? Не ходи ты туда…. Нет, Серафим, не ходи, погибнешь…, – прошептал он, – Нет…. Это мне